Когда мы верили в русалок - страница 9

По общему мнению, эта страсть Веронику и погубила.

Их бурный роман длился шесть лет. 9 апреля 1938 года после приема, что она дала в своем доме на холме, ее нашли мертвой. Были допрошены десятки подозреваемых, но все утверждали, что актрису убил Джордж. Мир его рухнул, и последние три года своей жизни он прожил затворником. Одни говорили, что он умер от горя. Другие – от чувства вины.

Размышляя, я носком постукиваю по полу, но следов преступления не вижу. Разумеется, их выскребли еще восемьдесят лет назад. И все же меня удивляет, что сестра Вероники жила в этом доме все минувшие годы и никогда не спала здесь.

А впрочем… Кто решился бы ночевать в той комнате, где была убита его или ее сестра? Почему Хелен жила здесь одна так долго? Настолько сильно была убита горем, что могла найти покой только в том доме, который построила ее сестра? Или просто считала, что это выгодно?

Да нет. Она могла бы распорядиться домом сотней разных способов. Например, продать или переделать его под свой вкус. А она жила в тех трех непритязательных комнатах, все остальные оставив практически такими, какими они были при жизни сестры.

Все, кроме этой комнаты.

Двигаясь по периметру, я открываю выдвижные ящики. В них пусто. И в шкафах тоже. Только письменный стол в углу содержит кое-какие артефакты. В одном из ящиков лежат пожелтевшая бумага и затвердевший сургуч. В другом я нахожу бутылочку с засохшими чернилами и авторучку.

Мои пальцы обхватывают ее, и в горле вдруг першит от воспоминания о давнишней утрате. Ручка солидная, с инкрустацией из зелено-желтых геометрических узоров. Я снимаю колпачок, обнажая резное серебряное перо.

Время отступает.

Мне десять лет, я пишу перьевой ручкой, отрабатывая каллиграфический почерк. За окнами комнаты, которую я делю вместе с сестрой, бушует шторм. Склонив голову, так что волнистые волосы падают ей на лицо, она старательно выводит «Л» – свою любимую букву. У нее она получается красивее, чем у меня. У нее вообще почерк лучше.

Я роняю авторучку в ящик стола и вытираю о себя ладони.

В этом доме, может, призраки и не водятся, но меня они преследуют.

Пару дней спустя я уже иду на посадку в широкофюзеляжный самолет новозеландской авиакомпании. Почему-то нервничаю. Вообще-то я редко путешествую, если не считать нескольких поездок в Мексику во время весенних каникул, так что я забронировала место в бизнес-классе, у иллюминатора. Крупных покупок для себя не совершаю, только доски для серфинга и авторучки, и в этот раз решила: «гулять так гулять». В фирме «Airbnb» заказала первоклассный номер с видом на океан в небоскребе, что находится в центре города. Если поездка окажется тщетной, хоть отдохну как человек.

Убаюканная мерным гулом двигателей и невнятным бормотанием пассажиров, я почти сразу задремала. И, конечно, увидела сон. Тот же, что и всегда.

Я сижу на камне в небольшой бухточке, рядом со мной Уголек. Я обнимаю его, он льнет ко мне. Мы смотрим вдаль на бушующий океан, наблюдаем, как огромные волны несутся к берегу и разбиваются об острые скалы. Нас обдает брызгами, но мы не отодвигаемся. Далеко в океане Дилан мчится по волнам на серфборде. Гидрокостюма на нем нет – одни только красно-желтые шорты. В такую погоду, я знаю, серфить опасно, но просто наблюдаю за ним. Волны слишком высокие, однако он седлает одну и скользит по гребню, расставив руки. Дилан доволен, по-настоящему счастлив, и поэтому я не предупреждаю его, что волна вот-вот обрушится.

А потом она швыряет его, и он исчезает в океане. Уголек заходится лаем, но Дилан так и не выныривает. Волны стихают, а на поверхности воды ничего – только серебристая гладь океана до самого горизонта.

Я вздрагиваю и просыпаюсь, во рту пересохло. Я поднимаю шторку иллюминатора, смотрю на бесконечную тьму океана. Светит полная луна, от нее далеко-далеко внизу – лунная дорожка. Блеск звезд немного смягчает непроглядный мрак черного неба.

В груди у меня что-то пульсирует, словно некая пробоина, но, если посидеть смирно, думая о чем-то вне себя самой, обычно это проходит.

Как мне удалось пережить те утраты, которыми была отмечена моя юность? Я самостоятельно овладела навыками психологической фрагментации, хотя мама советовала мне обратиться к психотерапевту. Я неплохо себя чувствую, почти все время. Но сейчас недавний сон ясно стоит перед глазами, навевая разные воспоминания. Вот мы с Джози рано-рано утром проникли в ресторан, чтобы насыпать в сахарницы соль – это же так смешно, – а папа разозлился и отшлепал нас обеих. Вот мы обе танцуем на террасе нашего ресторана в старых маминых ночнушках. Играем в русалок на пляже или в фей на отвесных утесах. Позже мы все трое – Джози, Дилан и я – плещемся, словно рыбки, купаемся в бухте, разжигаем костер или осваиваем искусство каллиграфии, выводя буквы авторучками, что мама привезла из какой-то поездки, которую она совершила вместе с отцом в один из счастливых периодов их жизни. Увлечение каллиграфическим письмом подкреплялось страстью Дилана ко всему китайскому. Как многие мальчишки тех лет, он просто боготворил Квай Чан Кейна из телесериала «Кунг-фу».