Когда открываются тайны (Дзержинцы) - страница 10

— Но уголь-то есть? — спросил Доброхотов.

— Есть! — совсем тихо, как о чем-то секретном, отозвался Ангельчик. — Один вагон. Остальное — дрова.

— Уголь немедля передайте на завод Гуревича, дрова — в госпитали и больницы. Больше распоряжений не будет.

— Уже поступили, — с печалью в голосе изрек чрезвоенком. — Уголь приказано сдать в гарнизонную кузницу, дрова отпускать по ордерам.

— Кто приказал?

— Специальное распоряжение уполномоченного Реввоенсовета армии товарища Деревицкого.

Доброхотов рывком пододвинулся к телефону. Выждав, когда его соединят с Реввоенсоветом, твердо заговорил:

— Товарищ Деревицкий? Говорит Доброхотов. Исполком и упартком не согласны с вашим вмешательством в распределение топлива. Да, да, совершенно не согласны. Уголь нужен заводу для ремонта сельхозинвентаря, иначе сорвем посевную. Дрова — больницам и госпиталям... Исключения? В данной ситуации они не уместны. Если хотите — да, наши точки зрения противоположны! Перенесем спор на совместное совещание упарткома, Реввоенсовета и исполкома. Договорились? Очень хорошо!

Когда ушел чрезвычайный комиссар по топливу, его место занял человек в дубленом полушубке — заведующий жилищно-коммунальным отделом исполкома Гулик.

— У меня, товарищ Доброхотов, жалоба на коменданта Реввоентрибунала армии. Все то же: по распоряжению Деревицкого допущена самовольная порубка дерева в черте города.

— Паркового дерева? — уточнил Доброхотов.

— Нет, это дерево находилось во дворе воинской части, но состояло у меня на учете.

— Я помню это дерево, — отмахнулся Доброхотов. — Оно ведь было сухое.

— Что верно, то верно. Но у меня бани который день не топятся. Людей вша заедает!

Доброхотов сочувственно вздохнул.

— И бойцов кормить надо. Поздно варят обед красноармейцам.

Помолчали.

— Вот что, товарищ Гулик, насчет самовольной порубки дерева буду вас поддерживать. Спуску никому не дадим. А вы займитесь вот чем: к вечеру подберите флигелек вот этому товарищу и выдайте ордер по всей форме.

Заведующий коммунальным отделом покосился на незнакомца, не проронившего за это время ни слова. Бородин лишь изредка бросал на Гулика изучающие взгляды.

— Одному — и флигелек? — не удержался Гулик.

— Даже два требуются. Один для нового учреждения, другой для сотрудников под жилье. Ясно? Вот так!

— Товарищ Доброхотов, трудновато.

— А где же, черт возьми, легко сейчас? — впервые за утро вспылил Доброхотов.

Когда ушли посетители, Доброхотов подсел к Сергею Петровичу и обнял его за плечи.

— Обстановку, надеюсь, почувствовал. С чего начать, потолкуем сегодня в свободное время. Оно у меня после двенадцати ночи. Главные наши задачи: побороть эпидемию тифа, наладить связь с крестьянством, освободить село от блокады бандитских шаек и влияния кулака, восстановить городское хозяйство... А в первую очередь — водный транспорт. Из шестидесяти затопленных Врангелем судов поднять пока удалось один пароходишко, да и тот, видимо, в твое распоряжение придется отдать, ты ведь птица водная...

— В мое распоряжение, Кузьма Силыч, прошу сначала дать людей. Вот, к примеру, товарища Китика, — Бородин кивнул в сторону вошедшего матроса.

Китик, услышав свою фамилию, замер в выжидающей позе.

Доброхотов с улыбкой поглядел на матроса, скосив глаза, потеребив ус.

— Сватают тебя, товарищ Китик, не заручившись даже твоим согласием... Или вы уже сговорились, черти? — обратился он с шутливым подозрением к обоим.

Матрос стоял, чуть покачиваясь, в раздумье. За короткое время совместной работы он по-братски привязался к Доброхотову.

— У нас с Сергеем Петровичем, разговора на эту тему не было, — нашелся матрос. — Но, коли надобность такая во мне — в любом деле буду служить революции...

Доброхотов с недовольной миной на лице протянул Сергею Петровичу руку.

— На помощь людьми больше не рассчитывай. Партийцы у меня на вес золота. Ориентируйся на комсомол, к тому же ты в родном городе. А дома, как говорят, и о стену опереться можно.

Здание бывшего дворянского собрания — двухэтажное, с серыми колоннами, с полуобвалившейся штукатуркой и темными дождевыми подтеками под окнами — внешне мало чем отличалось от других купеческих домов на Соборной улице. Зато внутри него почти круглосуточно звенели молодые голоса. Здесь порой до полуночи заседал уком комсомола, повестка дня которого была неисчерпываемой и подчас в процессе заседания расширялась еще вполовину. В укоме ставились на обсуждение любые вопросы, начиная от выхода на субботники и кончая призывами в поддержку бастующих докеров Темзы.