Когда приходит любовь - страница 18

— Не смей говорить. Даже не смей думать, — велела я ему. — Или все же думаешь?

Мартин отрицательно покачал головой и перекрестился. Я сообщила ему, что она в конечном итоге решила называть меня «К.К.», хотя мое второе имя «Роуз» с буквы «К» не начинается, а фамилия и вовсе Браун, то есть тоже не начинается с «К». И два семестра я была «К.К. Браун».

— А как звали твою соседку?

— Селкирк Далримпл, — сказала я.

Он засмеялся своим мягким смехом, и я почувствовала себя ребенком на вечеринке, который разорвал пиньяту. Победительницей с сокровищами.

Он рассказал мне о своем первом соседе по комнате в колледже, парне, который обожал девушек в беретах и соблазнял их по методике: в разговоре бросал небрежно, как бы между прочим, что он читал «В поисках утраченного времени» Пруста, причем все семь томов. И это всегда срабатывало. Когда я спросила Мартина, действительно ли его сосед по комнате прочел все семь томов Пруста, он сказал, что в этом-то и заключалась вся прелесть. Те люди, которые больше всего ему завидовали и, соответственно, сомневались в том, что он действительно все прочел, были одновременно и теми, кто бы скорее умер, чем признался, что сам Пруста не читал или по крайней мере не ушел дальше первых страниц и, соответственно, не мог уличить его.

Вот такие были у нас разговоры: мы веселились, дарили друг другу забавные истории, немного их приукрашивая, и принимали их с удовольствием. Мы не открывали своих душевных тайн и не позволяли нашим душам плясать голышом в ресторане, но эти наши маленькие истории были беглыми взглядами внутрь, вглубь, вроде цветных открыток из миров Мартина и Корнелии. Хорошее начало.

Потом Мартин проводил меня до дверей дома, где находилась моя квартира. Под фонарем он посмотрел на меня и провел рукой по моим волосам, задержав ладонь на несколько секунд на моей шее.

— Она тебе идет, эта шапочка из волос, — сказал он.

— Взгляни на себя, — улыбнулась я. — Эти ресницы. Похожи на миниатюрные щетки. — Он засмеялся, взял мою руку и поцеловал прямо в середину ладони.

На следующее утро.

Линни: Дай-ка я догадаюсь: ты проследила, как он уходил, потом поднялась по лестнице, перепрыгивая через ступеньку и напевая «Ты всегда умеешь меня позабавить».

Корнелия: Ошиблась, ошиблась, ошиблась.

Линни: Ну, что-нибудь другое из Синатры.

Корнелия: Изверг. Изверг рода человеческого.

Линни (самодовольно напевая): «Не будь плохой, детка. Иди к маме, иди к маме ско-о-о-рей».

Во время второго свидания мы ели руками в эфиопском ресторане, отделанном ало-золотистыми драпировками; открыв рты дивились неземной, изысканной, длинношеей красоте всего обслуживающего персонала — от официанток до гардеробщика с их миндалевидными глазами. Затем мы целый час гуляли, причем я держала его под руку и очень жалела, что на мне нет красивых перчаток до запястья с перламутровыми пуговицами. Затем в фойе моего дома мы пять минут целовались так нежно, так трогательно и деликатно, что потом, осторожно поднимаясь по лестнице, я стараясь сохранить этот момент, будто шар, наполненный бабочками.

На следующее утро.

Линни: Знаю, эфиопы просто потрясающие. Поверишь ли, Питер Берд, фотограф, заработал отменную репутацию, когда разыскал Иман. В их стране разыскать красотку нелегко! Тут нужен точный глаз.

Корнелия: Мне кажется, Иман на самом деле из Сомали.

Линни: Зато сексапильная.

Корнелия: Мило. Очень мило. Ты большой знаток.

Разумеется, я могла рассказать Линни о перчатках до запястья и шаре с бабочками, но это было бы равносильно тому, что воткнуть себе в ухо вилку для канапе.

На третьем свидании мы отправились смотреть пьесу Тома Стоппарда, которая привела меня в полный восторг. По дороге из театра я размышляла о страстях человеческих, о сочувствии и безжалостности, о том, как я сидела в театре и дрожала, сознавая, что происходящее на сцене делает меня другой, делает меня лучше. Мартин заметил, что он чувствовал то же самое.

— Вот только когда ты смотрела на сцену, я смотрел на тебя.

Удивительно, верно? Разве может быть что-то еще удивительнее? Оказалось, может.

— Я люблю фильмы, а пьесы обычно вызывают у меня смятение, — призналась я.