Когда ты рядом. Дар - страница 16
На свой день рождения я заказала в номер картошку фри с сосисками и газировку.
Страусовый король спал три дня. Он сказал, что никогда еще так хорошо не спал.
Сны ему не снились.
А потом мы поехали домой.
Перед похоронами я принял ванну.
Ухаживать за телом, следить за собой — все это так утомительно, но если у меня хватает времени и терпения, то мне это удается, несмотря ни на что.
Помню, как много лет назад я поехал в Италию, в Ареццо. Это была одна из последних моих поездок за границу. Там я познакомился с одним археологом. Паоло? Массимо? Забыл, как его зовут. Однажды я зашел к нему в мастерскую посмотреть, как он работает с каменными черепками каких-то посудин. Мне они показались обычными булыжниками, но он очень гордился своей коллекцией, говорил, что это древние камни. «Если их правильно сложить и понять, как они совпадают друг с другом, — объяснял этот Паоло или Массимо, — то поймешь что-то исключительно важное». Уж не помню, что именно. Но меня поразила не мысль об удивительных совпадениях. Меня поразило, как он работал. Его аккуратное, бережное отношение к каждому камню. Предельная сосредоточенность, потому что камни могут треснуть, превратиться в крошку и погибнуть. Сцена была красивой: руки археолога, древние черепки и удивительная гармония его движений и взгляда.
Сейчас объясню, к чему я веду. Иногда я отношусь к своему телу, как тот археолог — к камням. Отношусь к своему телу так, словно оно представляет собой коллекцию камней. Словно эту мою коллекцию тоже надо приводить в порядок, выставлять напоказ или даже на чей-то суд («Нет, ну ты подумай, он все еще жив!») и мне за нее не должно быть стыдно. Все из-за того, что я боюсь, как бы мое тело, эта коллекция булыжников, не предало меня. А она все время хочет унизить меня, сделать смешным и ничтожным.
Мне все время страшно.
Археолог ничего не рассказывал про свои страхи. Камни не были его телом. Он говорил, что в камнях — его жизнь, но телом его они не были. А это большая разница. На прощание он подарил мне один камень и велел беречь его, потому что камень был очень старый. Ему по меньшей мере две тысячи триста лет. Я привез древний булыжник домой и положил его в пепельницу, которая стояла под лампой на тумбочке. Перед тем как лечь спать, я с уважением смотрел на этот камень и думал об археологе, сидящем в его мастерской. Я пытался представить, где этот камень побывал и что он мог бы увидеть, если бы был не камнем, а живым существом. Но камень был и оставался камнем и, значит, ничего не видел.
А потом случилось непоправимое. Однажды вечером, недели через три после моего возвращения из Италии, камень пропал. Камень исчез, а вымытая пепельница стояла в серванте на кухне. «Старая карга!» — догадался я. Ну конечно, Монета здесь прибиралась и выкинула какой-то убогий булыжник — в ее представлении мусор.
Она всегда все мне портила.
Я сразу понял, что бессмысленно говорить с ней об этом, она только оскорбится и будет тупо таращиться на меня. Что она знала о камнях, которым две тысячи триста лет, и о великих совпадениях? Сам я с отчаянием думал об археологе. Несколько ночей подряд я не мог заснуть. Вообще-то со мной такое постоянно бывало, но в этот раз я только и думал о руках археолога, его пальцах, взгляде и древних сокровищах. Мне казалось, что из-за моего равнодушия утрачена небольшая частица жизни. Археолога, а не моей собственной. Он обязательно почувствует, что камень пропал — а ведь он подарил его мне, доверил, — и пропажа отзовется болью в его теле.
В конце концов мои мучения стали такими невыносимыми, что я нашел итальянский номер телефона археолога, позвонил и на довольно хорошем английском объяснил недоумевающему собеседнику, что я изо всех сил старался сберечь свой камень, но старая карга его все равно выкинула, скорее всего в мусоропровод. Археолог долго молчал. А потом сказал:
— О-о…
— Yes?[5] — забеспокоился я.
— It is all right! — ответил он. — Not to worry![6]
— Not to worry? — прошептал я.
— No, — подтвердил он, — not to worry!
— No?
— No!
После этого он сказал: «Ciao!» — и повесил трубку.