Когда умирает актёр - страница 13

Ева: Вы все-таки работаете на полицию.

Том: Или полиция работает на меня.

Том наливает еще по одной рюмке Еве и себе.

Ева: Знаете, вы мой идеальный зритель. Мой единственный настоящий критик. Мне даже приятно слушать вас, когда вы что-то критикуете, потому что вы говорите об этом в контексте всего, что я делала.

Том: В контексте ваших лучших достижений, к которым вы сами подходите с точки зрения самых высоких критериев, я оцениваю вас строже, чем других актрис. Парадоксально, что к вам, кого я считаю самой лучшей хорватской актрисой нашего поколения, я отношусь наиболее критически. Если бы я был критиком, я хвалил бы плохих актеров, чтобы они обрели уверенность и потом играли бы лучше, а хорошим указывал бы на их недостатки, чтобы они не забывали о них и шли дальше к совершенству.

Ева: Актеру иногда нужно хотя бы одно теплое слово, хотя бы маленькая похвала, чтобы он сыграл хорошо. И пусть она будет не точной. Чтобы он смог уничтожить сомнения, которые его сбивают с пути. Я помню, в 1966 году я была в Дубровнике и репетировала одну роль для летнего фестиваля. Но все шло ужасно. В Дубровник я поехала как раз после крупной ссоры с мужем, который остался в Загребе, и который назло мне не хотел провести лето со мной в Дубровнике.

Том: Он не мог перенести, что в праздничные дни вы будете принадлежать не ему, а зрителю и театру.

Ева: Да. Именно так. И из-за этого я тогда впервые рассталась со своей трехлетней дочерью, которая осталась с мамой. Я была разбита и вся на нервах. Все газеты писали, что я сыграю Федру, и что это будет действительно большое событие. А режиссировал, к несчастью, один сплитский маньяк, который часто на меня срывался. Все в труппе видели, что со мной что-то не так. А он вместо того, чтобы подождать пока я соберусь, все больше и больше кричал на меня. Пока однажды вечером во время репетиции мы не то чтобы поссорились, но я послала его к черту и ушла с репетиции. И вот тогда, когда я гуляла по Дубровнику вся в слезах, твердо решив, что завтра я соберу вещи и оставлю спектакль и Дубровник, в какой-то темной улочке ко мне подошел один человек и сказал: «Мадам, я видел репетиции „Федры“. Вы блестящи. Я не могу дождаться премьеры». Он сказал только это и исчез, даже не представился мне. Но этих его слов для меня было достаточно, чтобы вернуться на репетиции, и чтобы, полностью собравшись, сделать хорошую роль. А была я действительно в кризисе.

Том: Знаете, мне кажется, что вы слишком часто бывали в кризисе.

Ева: Вы думаете?

Том: Да. Я нарисовал кривую вашей карьеры. Приблизительно каждый четвертый год вы находились в кризисе, а каждый второй год — в небольшом кризисе. А мне в зрительном зале не следовало бы знать, что за день до этого вы поссорились с мужем, или что у вас месячные. Я хочу видеть только актера, который полностью погружен в роль. Если я ясно излагаю.

Ева: Слишком ясно. И даже вульгарно.

Том: Чем человек понятнее и образнее выражается, тем больше опасность, что его назовут примитивным.

Пауза.

Ева: Короче, тот незнакомый человек из Дубровника, прежде чем уйти, дал мне к счастью…

Том:… маленькую ракушку в коробочке для колец.

Ева: Откуда вы знаете? Я об этом никому никогда не рассказывала.

Том: Тем человеком был я.

Ева: Господи! Как?!?

Том: Когда я прочитал в газетах, что вы будете играть в Дубровнике, мне удалось, хотя и дорого, но снять комнату с окном, которое выходило на площадь, где вы репетировали «Федру». Я смотрел все репетиции и был свидетелем той ссоры с режиссером. Тогда я сразу же пошел за вами. Едва нашел вас. Я знал, что вам нужно только одно слово одобрения, и все будет в порядке. Я был счастлив, что помог вернуть вам самообладание. Федру вы действительно сыграли хорошо.

Ева: Том, вы в моей жизни значите на много больше, чем можете предположить.

Том: Действительно?

Ева: Конечно. Я ту маленькую ракушку носила потом как амулет на каждую свою премьеру. С шестьдесят седьмого до сегодняшнего дня. На каждую. Благодаря вам, «Дубровницкие игры» остались связаны у меня с прекрасными воспоминаниями.

Том: А у меня нет.

Ева: