Когда заканчиваются сказки - страница 3

– Почему ты дал мне умереть?

Снова Хару. На этот раз он сидел на ветке рябины и болтал босыми ногами. С тёмных кудрей капала вода, раскосые глаза смотрели грустно и укоризненно, голова вжалась в худые плечи.

– Потому что ты был засранцем, – бросил Кирши, настороженно вертя головой. Он уже понял, что сейчас на рябине – как и во всех образах до этого – была не ночница, а лишь её тень. Настоящая тварь пряталась где-то во мраке.

– Я думал, мы друзья навек, – протянул Хару, краснея. – Неужели она больше тебе по нраву?

Хару спрыгнул с дерева и обратился в Василису, которая стянула с себя сорочку и бросила на снег. Кирши отвёл глаза. И тут заметил на снегу тёмные, почти чёрные пятна крови.

– Предпочитаю не менять одного мертвеца на другого, – сказал он, медленно отступая к ближайшей избе.

– Не заставляй меня снова приказывать тебе. Я хочу, чтобы ты сделал всё по своей воле. – От голоса Атли по спине пробежал липкий холод. Кирши сглотнул.

– Обычно, – бросил он, не глядя на Атли и подкрадываясь к двери в избу, – ты отлично справляешься сам.

Что ответил Атли, Кирши не услышал – он вышиб дверь ногой и влетел в избу. Раненая ночница, сидевшая посреди пустой комнаты, зашипела и кинулась на него.

Кирши был готов. В последний момент он шагнул в сторону, пропуская её мимо, и, развернувшись, одним ударом отсёк уродливую голову.

– Это последняя? – В комнату трусливо заглянул Тирг.

– Надеюсь.

– Конь твой сбежал.

– Я видел.

– Раз мы теперь пешком, чур, ты меня несёшь.

– Я и так тебя всегда ношу.

– Справедливо. – Домовой опасливо понюхал прах ночницы. – Ну и воняет! Жуть! Что теперь?

– Ты затыкаешься, и мы идём искать коня.

– А потом?

Кирши выразительно взглянул на Тирга, тот состроил глупую морду.

– Это уже надо было заткнуться?

Кирши не ответил. Он уже думал о том, как ночнице удалось обрести такую силу: не только мерцать, но и навести больше одного морока. Определённо творилось что-то неладное.

– Что-то грядёт, – пробормотал он, покидая избу.

Тирг поджал хвост и промолчал. Он отчего-то впервые решил послушаться Кирши и заткнуться. Домовой, понял Кирши, тоже почувствовал тьму, что витала в воздухе. Тьму, что пронизывала ночь и не сулила ничего хорошего.

Конь нашёлся у соседней деревни, в которой Кирши остановился на ночлег. Деревенька такая маленькая, что в ней не было ни трактира, ни постоялого двора. Так что старосте – седому, но ещё вполне себе крепкому старику – пришлось пустить Ворона на порог собственного дома. Жены у старика не было, зато были сын с невесткой, а ещё – пятеро внуков, что, сгрудившись на печке, глазели на Кирши и всю ночь шушукались, мешая спать.

Вот и сейчас, когда Кирши, заснеженный и чуть не околевший от холода, ввалился в избу, они сбились в кучу и возбуждённо заверещали.

– Убил чудище?

– Убил! Убил чудище!

– Страшно!

– Тихо ты, только тебе и страшно!

– Глядите! Это там кровь?

Кирши не обратил на их галдёж никакого внимания, сбросил плащ и устало опустился на лавку. Скинул сапоги и осмотрел раненую ногу. Ничего серьёзного – когти ночницы лишь оцарапали кожу.

В горницу вошла Купава – невестка старосты – маленькая и худенькая, как осинка с двумя тонкими пшеничными косами, она несла завёрнутый в полотенце горшок. Он дымился и пах капустой и грибами.

– Как раз к ужину! – воскликнула она.

Горшок тяжело ухнул об стол, Купава выпрямилась и отёрла полотенцем вспотевшее лицо.

– Батюшка захворал, так что уж почивает. А Видан вот-вот подоспеет. Силки проверить отправился. А ну! – Купава повернулась к детям. – Тикайте отседова!

Она махнула на них полотенцем, и те, завизжав, ураганом скрылись в дверях.

– Деду проведайте! – крикнула она им вслед. – Он вам сказок расскажет.

– А дети есть не будут? – спросил Кирши, натягивая сапог.

Купава замялась и покосилась на двери.

– Они уже поели, – ответила она уклончиво. – Пущай с дедом повозятся. А мы тут как-нибудь сами.

Кирши хмыкнул, но ничего не сказал. Купава заметила пропитанную кровью штанину, тихо охнула, но помощи не предложила.

Дверь в сени распахнулась, и в горницу вошёл Видан, неприлично огромный и широкоплечий по сравнению со своей маленькой женой. Светлая борода и густые брови его покрылись инеем, в красных от мороза руках – по зайцу.