Когда жизнь повернулась спиной. Часть первая. Терпеть и не сдаваться - страница 6

Время до полуночи тянулось медленно. Соня терпела, стиснув зубы и ни на секунду не ослабляя над собой контроль. Она твёрдо решила бороться. Ирина Викторовна сидела за столом прямо напротив девушек и буквально не сводила с них глаз. Конечно, воспитательница вполне могла бы этого не делать: компьютер зафиксирует каждое, даже самое малейшее нарушение. Дежурной останется только просмотреть изображение и решить, как поступить с провинившейся. Собственно, и решать-то ей особо не придётся. Десять ударов тростью! Однако несмотря на это, Ирина Викторовна внимательно оглядывала наказанных. Она прекрасно понимала, что визуальный контроль усиливает психологическое давление на воспитанниц.

Трость лежала на столе на самом видном месте. Соне казалось, что за ней воспитатель наблюдает особенно пристально. Девушка вспомнила, что ей об Ирине Викторовне рассказывала Юля, которая находилась в "Центре" уже больше года и располагала ценными сведениями о характере и привычках воспитателей отделения.

- Ты смотри, Соня! - торопливо говорила Юля, когда воспитанницы убирали учебники после занятий. - Сегодня из "ночных" опять Ирина дежурит. Она любит, когда пресмыкаются: просят прощения, плачут, кричат. Ей это как бальзам на душу - может и снисхождение проявить: что-нибудь не заметит, выпорет не так больно, ну, ты понимаешь.... А вот гордых, как ты, она не переносит! Может специально спровоцировать. Так что будь осторожнее.

Тогда Соня, конечно, подумала, что подстраиваться под воспитателя и менять свои убеждения она не будет. Но сейчас, ощущая на себе пристальный взгляд Ирины Викторовны, девушка поняла, что до дрожи в коленях боится повторения наказания.

К сожалению, сегодня был явно не её день. Неожиданно стоявшая рядом Ира звонко чихнула. В тишине звук показался оглушительным. Соня вздрогнула и непроизвольно повернула голову. Сердце тут же заныло. Было очевидно, что новой порции боли и унижения не избежать. Ирина Викторовна явно была довольна развитием событий. Она неторопливо подошла к испуганным девушкам, выдержала некоторую паузу и обратилась к Ире:

- Будь здорова!

- Спасибо, - голос воспитанницы дрогнул. - Простите, пожалуйста, я не смогла сдержаться.

- Ничего. У меня нет претензий. Такое может случиться. А вот тебя, Левченко, не должно касаться то, что происходит с соседями. Надо владеть собой и не вертеть головой, когда стоишь "смирно". Вставай! Придётся поучить тебя ещё разочек.

Поучение тростью состоялось. В этот раз всё оказалось гораздо хуже. Ирина Викторовна применила более строгую методику порки. Больно было ужасно!

"Наверное, Юлька права, хочет развести меня на вопли", - промелькнула у Сони мысль уже после первого удара. Сдержаться и не закричать сейчас оказалось ещё труднее. Соне помог её сильный характер. Она ни за что не хотела проиграть в этой невидимой со стороны схватке с воспитателем! К тому же девушка была очень возмущена поступком Ирины Викторовны.

"Почему она это делает? Ведь не было же реальных причин применять "строгую"! Зачем ей мои слёзы?" - со злостью и обидой думала Соня, задыхаясь от нестерпимой боли. Но до самого конца порки не проронила ни звука.

Вскоре девушка вновь оказалась на своём месте наедине с изматывающей болью. Когда немного отпустило, и появилась возможность дышать полной грудью, вдруг проскочила мысль:

"Я осуждаю Ирину Викторовну? А сама как поступала совсем недавно? Да нисколько не лучше!"

Однако несчастная была слишком измучена и постаралась не думать об этом дальше.

В этот вечер её ожидало ещё одно потрясение. Без двадцати двенадцать в помещение неожиданно вошла Елена Сергеевна, ответственный воспитатель Сониной двести четвёртой группы. Она быстро и внимательно всех оглядела, остановила взгляд на Соне и усмехнулась. Встретившись взглядом с воспитательницей, Соня покраснела до корней волос. Елена Сергеевна подошла к Ирине Викторовне, села рядом с ней за стол, и они негромко о чём-то заговорили. Беседуя, обе не сводили с воспитанниц глаз. Елена Сергеевна смотрела в основном на Соню, в её взгляде откровенно читалась насмешка.