Кокон - страница 6

— Они не подходят, — сказал Дэнни.

— Почему не подходят?

— Потому что не подходят.

— Выражайся определеннее, — бросил отец, гневаясь.

— Я хочу положить туда кое-что, для чего другие не подходят.

— Ты останешься на том месте, где стоишь, не двигаясь до тех пор, пока не скажешь, что ты подразумеваешь под этим «кое-что». — Отец снял очки и уселся в кресле поудобнее, чтобы показать, что готов, если понадобится, ждать весь день.

— Куколки, землю, веточки и чем их кормить, — пробормотал мальчик.

Мужчина уставился на ребенка так, словно перед ним находилось затравленное животное при последнем издыхании.

— Ты хочешь поместить всю эту мерзость в табакерку?

Дэнни не ответил, и отец продолжил:

— Уж не сомневаешься ли ты случаем в том, что она была мне подарена магараджей Уджепура? Имеешь ли ты хоть малейшее понятие о действительной стоимости этого предмета, не говоря уже его ценности как памяти? И исключая другие возражения, которые я мог бы привести, разве не видишь ты, что эта вещь служит именно для того, для чего предназначена? Если ты хоть на мгновение подумал, что я высыплю лучший табак из лучшей табакерки, чтобы ты использовал ее для гусениц, то ты сильно ошибся, мой мальчик.

Он подождал, чтобы посмотреть какое впечатление произвела его речь, потом добавил:

— Сходи спроси у Этель, пусть она даст тебе цветочный горшок.

Бесполезно было объяснять, что тогда он не сможет наблюдать за своим экспонатом. Ни слова не говоря, Дэнни повернулся и вышел, не закрыв за собой дверь.

Отец окликнул его, но он сделал вид, что не услышал. Когда он поднялся на площадку второго этажа, внизу хлопнула дверь.

Он потерял полчаса, а бабочка, ставшая, он был уверен в этом, хозяином своего тела, уже пытается взлететь.

Сделать можно было только одно. Дэнни направился в угол, где хранились инструменты. Возвратившись, снял крышку с лампового стекла, залез пинцетом внутрь и ухватил бабочку, не без грубости, хотя и старался не попортить крылья. Достал, и еще раз ее великолепие, насчитывавшее всего несколько часов, наполнило его ощущением всемогущества. Без колебаний он погрузил бабочку в банку с цианидом.

Крылья неистово забились, прилагая усилия, которые должны были поднять ее в первый полет в весеннем ветерке. Затаив дыхание, Дэнни выжидал, боясь, как бы крылья не повредились. Облепленное пыльцой брюшко вздрагивало во все убыстряющемся ритме, усики метались и корчились; судорожно изогнувшись, брюшко сложилось почти пополам. Внезапно глаза, так и не узнавшие солнечного света, остекленели. Но Дэнни показалось, что он видит собственное изображение на их поверхности черного фарфора, словно бабочка в этот момент запечатлела его образ в своей памяти.

Дэнни открутил крышку, вынул бабочку, проткнул тело булавкой, взятой из черного бумажного пакета, и приколол на стену в изножии кровати. Он выбрал для нее место в центре желтой ивы. Теперь это первое, что он будет видеть утром и последнее вечером.

Прошло несколько дней и ночей; Дэнни, нервы которого все еще были напряжены, чувствовал себя в каком-то смысле так же, как должен чувствовать герой, возвратившийся после одного из своих подвигов. Преждевременная смерть бабочки была, возможно, событием счастливым, поскольку отныне, в своей смерти, она стала принадлежать ему бесповоротно.

На лужайках уже часто встречались капустницы, и Дэнни выходил со своим сачком ловить их, но они были чересчур обыкновенными, чтобы ему хотелось их сохранить, и, поймав, он залезал рукою в сачок и давил очередную капустницу, вытирая затем измазанные пальцы о траву.

Спустя неделю после смерти бабочки Дэнни был разбужен ночью чем-то, что с настойчивостью билось в стекло его окна. Он соскочил с кровати, зажег свет и начал вглядываться в наружный мрак. Но при включенном свете он ничего не сумел разглядеть, и оно исчезло. Осознав, что зажженная лампа, может привлечь то, что пыталось проникнуть внутрь, Дэнни лег в постель, оставив свет включенным, а окно открытым. Он хотел подождать, но вскоре снова заснул.

Проснувшись, он обыскал всю комнату, но не обнаружил ни малейшего следа ночного визита. Вероятно, в стекло бился майский жук или лунная бабочка; хотя, пожалуй, это выглядело более тяжелым, подумал Дэнни. И он отправился затем, что стало уже ежеутренним ритуалом, посмотреть на бабочку, приколотую к стене. Он не был полностью уверен, но ему показалось, что на пыльце одного из крыльев появилось пятно, а жировой потек под телом на обоях увеличился по сравнению со вчерашним. Он приблизил лицо к насекомому, чтобы рассмотреть его получше. И инстинктивно отшатнулся: запах был невыносимым.