Кокосовое молоко - страница 9

— Услышав вопли, сеньор священник и все, кто с ним был, сразу смекнули, что это значит, и пустились наутек. И вовремя они это сделали, потому что из адова колодца повалил дым и сразу же затем взметнулся огненный столб. Вот откуда взялось это нагромождение застывшей лавы, которому уж и не знаю сколько веков.

Такова история вулкана. Вот как пособники дьявола своей жадностью и разбоем разверзли в своей собственной усадьбе врата ада.

Врата ада. Вот что такое, по словам индейцев, вулкан Исалько. И они свято верят, что там обретаются богачи, которые вели себя при жизни, как помещики из легенды.

Но не думайте, что лишь злым богачам из Исалько уготовил дьявол это местечко. Нет. Быть там и другим со всей республики.

Безлунный вечер. Декабрьский вечер с миллионами звезд. Безмолвие и одиночество на уснувшем просторе полей.

Я лежу в гамаке на террасе и со вниманием прислушиваюсь к пению неизвестной птицы. Ее долгая жалоба слышна издалека. Вдруг, нарушая тихую идиллию, где-то над деревьями кофейной плантации раздаются взрывы. Это ракеты.

— Вы не собираетесь на велорио[5], дон Федерико? — кто-то спрашивает меня из кухни.

— А кто умер?

— Там увидите. Это из дома нья Томасы приглашают. Утром чуть свет приходили за кукурузными листьями для тамалей[6]. Вам бы надо съездить. Дочери сеньоры так радуются, когда вас видят. Чем скучать здесь и без конца писать, съездите. Я оседлаю для вас мула?

— Да, ты прав, нужно съездить.

И я отправился к сеньоре Томасе.

Через полчаса я уже подъезжал к ее усадьбе.

Моя соседка — женщина весьма почтенная. Она пользуется уважением всей округи, потому что со своей плантации снимает пятьдесят квинталов кофе. К тому же у нее три прекрасные дочери.

Эти девушки очаровательны. Они воспитывались в пансионе в Сонсонате; у них изысканные манеры и подкупающий своей простотой сельский говор, а главное, они умеют быть скромными и кокетливыми.

— Въезжайте, въезжайте, кабальеро! — увидев меня, громко восклицает сеньора Томаса. — Девочки, это дон Федерико! Идите, встречайте его. — И тут же, обратившись к кучке крестьян — А ну-ка, пусть кто-нибудь привяжет мула!

Слова приветствия, рукопожатия.

В усадьбе сеньоры Томасы есть домик с четырьмя террасами. Это резиденция семьи. Еще два строения отведены под кухню и кладовую. Огромное бальзамное дерево своими высоко распростертыми ветвями накрывает чуть ли не весь двор.

Начинают собираться приглашенные. Многие приехали издалека. Это молодые люди, которые работают в соседних усадьбах, благонравные и трудолюбивые. Красивые девушки, которым хочется повеселиться со своими женихами. И даже старушки — любезные, но недоверчивые мамаши, не спускающие глаз со своих дочерей.

В доме виднеется какое-то подобие алтаря. Он возвышается на столике, сплошь покрытом полевыми цветами.

Я подхожу к алтарю в сопровождении сеньоры Томасы и ее дочерей, принимаю грустный вид — как того требуют обстоятельства — и пытаюсь разглядеть, кто лежит в груде цветов молочая и синих колокольчиков.

— Не понимаю.

— Чего?

— Кто же этот…

— Покойник?

— Да…

Общий взрыв смеха. Я молча, с удивлением смотрю на всех. По-видимому, у меня дурацкий вид.

— Ах, дорогой сосед! Здесь ни один христианин не умирал. Нет, здесь никто не отдал богу душу. Это велорио у гроба… кота Хасмина.

— Карамба! Вот бедняжка! Отчего же он умер?

— От удара поленом. Это мы его убили: нам захотелось устроить велорио сегодня, в день обманов.

Это сказала мне Лупе, старшая дочка моей соседки. С Лупе нужно быть начеку, ведь она такая красавица! Маленькая, лицо смуглое, как персик, покрытое чудесным пушком, а формы такие, как будто в некоторых местах Лупе спрятала маленькие тыковки — ее фигурка буквально может свести с ума. А где, черт возьми, она раздобыла себе такие прекрасные черные глаза с длинными ресницами и ротик, украшенный такими ровными жемчужными зубками? Нет, хватит, больше ничего не знаю. Поговорим о чем-нибудь другом.

— Ну что, и вас обманули, дон Федерико!

— Да. И мы его уводим! — восклицают две хорошенькие смуглянки — Леонор и Трини, сестры Лупе. Может, они и не такие красивые, как их старшая сестра, но необыкновенно милые и любезные. Когда я слушаю нежные трели этих диких птичек, я нахожу городскую жизнь грубой и искусственной.