Колдовская магия - страница 31

Он почувствовал, как с готовностью поднял голову его гордый Багровый Скакун, выражая согласие хоть сию секунду отправиться на выпас в Пламенный Сад Наслаждений, и поспешно пресек дальнейшие мысли.

— Винго опять приходили ко мне сегодня.

Она не потрудилась ответить, и Тайхо продолжил:

— Их предложение представляется мне достаточно соблазнительным.

— Тебе — наверное.

— Мне — да. Они не против объединить наши земли, точно так же как и зоны политического влияния. И говорили они о довольно… значительной сумме.

— Которая, несомненно, покроет твои долги перед Сокровищницей?

Это его изумило. Тайхо не имел понятия, что дочь так внимательно изучает учетные книги.

— О да, она поможет мне исполнить кое-какие обязательства.

— Что, без сомнения, предоставит тебе шанс занять единственное оставшееся место в Совете, не так ли, отец?

Его глаза сузились. Как хорошо, что женщины не имеют права голоса в политике, если уж они таким образом проводят свободное время: шпионят и разбирают, изучают характер и устремления мужчины, как стервятники над падалью.

— Пришло тебе время взять мужа, Селен, и я считаю, что Танто Винго составит тебе отличную партию.

— У меня нет права голоса по этому вопросу? — ледяным голосом поинтересовалась она.

Тайхо ухмыльнулся:

— Абсолютно никакого.

— А что, если я не произнесу клятвы?

— Я прикажу пороть тебя, пока не произнесешь.

Вид коленопреклоненной дочери, обнаженной по пояс, с плеткой, облизывающей своим красным языком ее нежную кожу, был слишком восхитительным, чтобы долго на нем задерживаться.

— Ты не осмелишься!

— О, только не надо этих высокопарных слов, дочь. Ты ничего не выиграешь ими.

— Да, выигрыш — только о нем ты и в состоянии заботиться.

Тайхо поднял бровь:

— Не только. Но заверяю тебя, выгода — вещь, очень близкая моему сердцу.

— Сердцу? Твоему? Когда Фалла создавала тебя, она вложила в твою грудь перегоревший уголь.

Он засмеялся:

— Дочка, дочка… Танто Винго станет счастливейшим из мужчин — с такой гадюкой на груди по ночам…

Тайхо вздохнул.

— Не забудь получше накрасить губы, когда они придут завтра делать официальное предложение, слышишь?

В последовавшей тишине он чуть ли не физически ощущал, как напрягается ее лицо под вуалью, глаза сужаются до крошечных щелочек, а на щеке начинает дергаться мускул.

— Итак, ты собираешься продать меня как шлюху, да? — наконец спросила она. — Почему бы тогда не предложить меня на ночь северному королю?

Его рука ударила по щеке дочери так стремительно, что это напугало обоих.

— Молчать!

Она с вызовом подняла голову.

— По крайней мере эйранцы обращаются с женщинами достойно — вместо того чтобы прятать их, завернутых, как конфеты, и вынимать только для удовлетворения своих низких потребностей.

— О Фалла, ты замолчишь наконец?! — прорычал он.

— Или ты снова ударишь меня? Но не дело портить товар, вдруг Винго потребуют тщательной проверки? Они могут и не заплатить полную сумму за испорченную упаковку.

— Ты явишься в назначенное время завтра, с закрытым, прилично накрашенным ртом, или я отдам тебя Дочерям, клянусь Фаллой!

С этими словами Тайхо повернулся на каблуках и вышел.

Селен смотрела в его удаляющуюся спину и чувствовала, как поднимается жаркая волна унижения.

Как он осмелился обращаться с ней как с вещью, которую можно продать предложившему наивысшую цену? У него что, совсем не осталось никаких человеческих чувств к ней? Когда она была маленькой девочкой — до Вуалирования, — он, помнится, наблюдал за ее возней с борзыми щенками во дворе. Тогда его лицо совсем не носило отпечатка непреклонности. Что изменилось в нем, что заставило поступиться собственной дочерью? Это не пустая угроза: отдать ее Дочерям Фаллы, отец — страстно верующий человек. Его заставляло пылать не только обещание богатства и власти, но и любовь к Богине. Он поклонялся Фалле с фанатичным усердием, с самозабвенностью, редко встречающейся среди самых истовых истрийцев, с обожанием, граничащим с фетишизмом. Повсюду в доме Тайхо встречались изображения Богини — из слоновой кости, сардоникса, дерева, серебра: статуи обнаженной женщины с узкой талией и плоской, как у мальчика, грудью охраняли входную дверь, в сопровождении кошки показывались в коридорах, освещались ритуальными свечами в нишах, зловеще свисали с потолков спален, угрюмо взирали с плитки в ванной, пряча одну руку за спиной, а другой прикрывая рот.