Колдовская метка - страница 8

стр.

– Ты что, призрака по дороге встретил? – Хьелльрунн сидела за столом в ночной рубашке, обняв ладонями кружку с горячим молоком.

– Не призрака, а пирата. Оказывается, Ромола – неплохой сказитель. Я узнал от неё жутковатую историю.

– Про что?

– Про Горекрыла и маму Кару.

– И вовсе она не страшная. Разве что чуточку.

– Наверное, дело в рассказчике, – тихо заметил Стейнер.

– Что ещё она говорила? – Глаза сестры сияли любопытством.

– Только, что в городе имперские солдаты, и завтра состоится Испытание.

Хьелльрунн резко выпрямилась и уткнулась взглядом в кружку.

– Ненавижу это, – выдавила она.

– И я, – вздохнул Стейнер.

Девушка вспомнила, как проходила Испытания и как потели ладони, а живот скручивало тугим узлом. Она вспомнила свой страх, что Синод найдёт в ней драконью скверну и навсегда разлучит с домом.

– Это в последний раз, – пообещал Стейнер. – Всё будет хорошо, Хьелль.

Она молчала, пытаясь побороть дрожь.

– Двадцать лет в Циндерфеле не встречалось колдовских меток, – успокаивал брат. – До сих пор всё проходило хорошо, и в этом году ничего не изменится.

– Надеюсь, ты прав, – ответила Хьелль, кривя губы в тревоге.

– Хьелль, может, отчего-то… Ты сомневаешься, что пройдёшь Испытание в этом году? Если хочешь что-то сказать…

– Нечего говорить! – Она вскочила, сердито протопала к лестнице и поднялась наверх, ни разу не оглянувшись.

– Спокойной ночи, – пожелал Стейнер вдогонку, хотя вряд ли стоит ожидать спокойствия.

3

Стейнер

«Имперские ученые полагают, что появление колдовства никак не связано с прежними драконьими мастерами, но для Святейшего Синода это – вопрос веры. Мы знаем: проклятие сработало дважды – когда пепел и дым заволокли небеса, в детях проснулась невиданная сила. Иных объяснений непостижимому нет».

Из полевых заметок иерарха Хигира, Зоркого при Имперском Синоде

Стейнер стоял на крыльце и наблюдал, как с неба падают серые хлопья, помалу укрывая крыши и дорогу. Снег ложился на притолоки и подоконники и окутывал сонный городок вялым безмолвием. Циндерфел всегда был промозглым и ветреным местом, но сегодня царила тишина.

– Если так и дальше пойдёт, скоро всё засыплет, – прошептала Хьелльрунн.

Кутая плечи в платок, она вышла на крыльцо вслед за братом. Изо рта у неё вырывались облачка морозного пара, и Стейнеру вдруг вспомнилась история о драконах, которую вчера рассказывала Ромола.

– Вот бы Зоркие о нас забыли, – добавила Хьелль.

– Сомневаюсь. – Юноша вымученно улыбнулся. – Разве что заболеют и вернутся домой.

Он понимал чувства сестры – сам шесть раз проходил Испытание и теперь радовался, что для него всё закончилось. Каждый раз он боялся: вдруг в нём всё-таки мелькнёт отблеск колдовства, и Синод навсегда разлучит его с домом.

– Вчера ты как будто сомневалась, что пройдёшь Испытание. Может быть, ты… – Стейнер замешкался, подыскивая слова.

– Заклинаю ветра и обращаю людей в огонь? – закончила Хьелльрунн.

– Я бы заметил, – с улыбкой возразил брат.

Хьелль не ответила. Вместо этого она молча отвернулась, наблюдая за падающим снегом.

– У меня ведь никого больше нет – только ты да отец. Что со мной станет, если тебя заберут? И что станет с отцом?

– Никто меня не заберёт, – возмутилась Хьелльрунн.

Она не смотрела в глаза брату, а созерцала горизонт.

– Проводи сестру до школы, – крикнул Марек из кухни, как будто Стейнера просить нужно.

– Хорошо.

– И обратно дождись.

От юноши не укрылась настороженность в отцовском голосе.

На сегодня уроки отменили. Не будет и учителей. В такое время мысли только об одном.

– Пора идти, – позвал Стейнер, приобняв сестру за плечи.

– Обождите, – велел Марек. Слова звучали мягко, будто падающие с неба снежинки. Он вынул из кармана брошь и с грустной улыбкой шагнул к дочери. – Её носила твоя мать. Теперь она твоя.

Хьелльрунн моргнула, но тут же изменилась в лице, когда увидела брошь – по виду кузнечный молот. Вряд ли молодые девушки мечтают о чугунных украшениях.

– Надень сегодня. – Марек отогнул край шали и прикрепил брошь на кофту. – Если станет страшно на Испытании, подумай о матери.

– Но… Я её не помню, – прошептала Хьелльрунн, – совсем не помню