Колдовской пояс Всеслава - страница 12
— Ты по своей воле чужое добро возьмешь, а я волю князя своего исполнял.
— Князь сам у себя велел украсть? — фыркнула Дуняша.
— Простота ты деревенская, нешто не знаешь, что кроме полоцкого и другие князья на Руси есть? — Юрко презрительно сузил и без того не больно широкие глаза. — Светлого князя Константина Всеволодовича Ростовского я кметь[27]. Слыхала? — чернявый расправил плечи и одернул кольчугу.
— Про князя такого не слыхивала, а Ростов — то на восходе, — Дуняша совсем растерялась, пыл обличительницы начал спадать. — Неужто ты с самого Ростова сюда пешком пришел? — все же попыталась она в последний раз подловить Юрия.
— Почему ж с самого Ростова? Дружина у меня в граде стоит, коней стережет, дожидается. Лишних свидетелей к тебе наводить не хотел, вот один и явился.
«Все то у него складно, ведет, что вышивает».
— Лошадь ты тогда у мужа моего со двора увел. Да за это я тебя не виню, коли б за мной гнались, так может, и я бы так створила.
— Никаких я лошадей у вас не брал! — вдруг в конец рассердился Юрко. — Болотом я пешим ушел, и сейчас той же дорогой обратно пойду. Прощай.
Он развернулся к двери.
— Погоди! — встрепенулась Дуняша. — Прости меня, коли обидела, я не хотела, — как можно ласковей пропела она.
— Хотела, хотела, — усмехнулся чернявый. — Серебро-то возьмешь?
— Возьму, благодарствую, а в каком граде у тебя дружина стоит, в Полоцке?
— Вот ведь, настырная, все допытывается, тебя в княжью гоньбу надо, всех бы татей переловила, — Юрко скривил губы. — Не в Полоцке, конечно. Что ж я дурак в пасть лезть?
— Стало быть в Смоленске? — Дуня показывала, что она никакая не простота, а и другие города ведает.
— В граде, — неопределенно махнул рукой чернявый.
— Проводи меня до Смоленска, одной идти боязно, — выпалила Дуня, и сама подивилась своей смелости. Она заметила, как ехидно прищурил Юрко правый глаз, и, опережая готовую сорваться шутку, быстро затараторила. — Житья мне здесь нет, сам видел. Жениха нашли сущего ирода. Не хочу я больше замуж, в монастырь подамся. В Полоцке нельзя, найдут, назад воротят, серебро отнимут. А Смоленск далеко, туда им не дотянуться, да и не подумают там искать. А батюшка рассказывал — в Смоленской земле монастырей много. У меня вот теперь и вклад есть, и рукоделию обучена. Должны послушницей принять, а если ты еще от князя своего словечко за меня замолвишь, так любая игуменья возьмет. Там хорошо, тихо, в молитвах буду грехи замаливать, может даже дозволят святительские облачения вышивать.
Дуня замечталась о спокойной монастырской жизни.
— Дуреха, — вернул ее на землю насмешливый голос Юрко, — замужем-то лучше.
— Чего ж там хорошего, бьют по чем зря да губами слюнявыми тянутся? Тьфу.
Юрко зашелся звонким смехом.
— Идти далеко, болотом все. Устанешь, домой запросишься. Что тогда с тобой делать?
— Не запрошусь и ныть не буду, дорогой готовить стану. Да мне ведь только до Смоленска, — Дуняша умоляюще посмотрела на чернявого.
Юрко задумался, сильней сдвинул брови, от чего те оборотились единой извивающейся полосой.
— Ладно, голубоглазая, собирайся. Не боишься со мной по лесу идти? — раскосые очи светились хитрым блеском.
— Нешто ты меня обидеть сможешь? Я ведь тебе жизнь спасла, — растерянно посмотрела на него Дуняша.
— Не обижу, не бойся. Смотри, — он достал из-за пазухи небольшой медный крестик, — крещенный я. Вот, целую, что никому тебя в обиду не дам. Собирайся быстрей, а то боров наш очухается, шуметь станет.
— Я сейчас, я быстро! — радостно заулыбалась Дуняша.
«Хороша», — тихо прошептал чернявый.
— Что? — не расслышала Евдокия.
— Темнеет уж, говорю.
— А-а.
Дуня заметалась по клети, в медный бабкин котел она кинула кусок сала, припрятанный под тулупом от вездесущей Новицы, горсть сухарей, мешочек с крупой, совсем крохотный узелочек соли и четыре луковицы. «Маловато еды на двоих до Смоленска дойти, так пора грибная, опять же ягоды. Протянем». В котел также легла сменная рубаха и рушник. На себя Дуняша поверх рубахи и поневы натянула шерстяной навершник[28], осень на пороге, ночи холодные. «Кожух бы еще из избы прихватить да тяжело с ним по болотам будет идти. Серебра много, к зиме в Смоленске куплю». Евдокия обернула котелок большим платком, из концов которого сделала заплечные ремни. Забросив поклажу за спину, девушка подошла к спутнику: