Колдун не знает - страница 25

— Согласен! Хотя это грабёж!

— Боон, Боон, старый ты лис! Я же сказал, на меня колдовство не действует.

Наконец настырный делец отвязался от меня и удалился на другой конец лодки. Я вытянулся тут же на корме, накрылся куском ткани и уснул, глядя в черноту ночи.

*-*-*-*-*

Любоваться восходами — ничуть не худшее занятие, чем закатами. Но так думают далеко не все. Так думают люди, которые спят ночью.

Я к таким людям не то чтобы совсем не отношусь, но вставать в дикую рань, чтобы восхититься пришествием солнечного диска в мир я не готов. Но кого это волнует?

Едва забрезжили первые лучи, по палубе затопали, Мелек бросился поднимать парус, Боон — отвязывать канат от ствола прибрежной пальмы, ну а красотка Эмела просто слонялась без дела.

И все они производили такое количество шума, словно их было не трое, а как минимум триста. Окончательно меня разбудила собачонка Боона — я, кажется, забыл про неё упомянуть?

Боон везде таскал за собой свою любимую маленькую и очень визгливую собачку. Вечером собачонку было не видно — не слышно: ветер поддувал довольно прохладный, и любящая тепло животинка залезла в свой ящик — а у неё был шикарный утепленный собачий ящик, сделанный по заказу лодочника одним искусным мастером. Свою собачку Боон любил.

Так вот эта самая собачка с утра пораньше выбралась из ящика и, дрожжа всем телом от утренней свежести, направилась на прогулку. Подойдя ко мне, опасная мелкая тварюга задрала заднюю лапу в крайне опасной близости от моего лица. К моему счастью, путь животного сопровождался тявканьем и скулежом, так что к моменту задира ноги я уже проснулся. Пришлось очень резко проснуться и вскочить на ноги.

Рассвет действительно прекрасен. Древние предания говорят, что бывают миры с двумя и даже тремя солнцами, причём разных цветов. Там, должно быть, и вовсе можно увидеть невообразимые картины, и не только два раза в сутки.

Очень скоро показалась наша деревня, а ещё раньше — лодки рыбаков, отплывавших на утреннюю ловлю. Заря подсвечивала паруса их лодок ярким багрянцем, в пролив словно расцвели сотни ярких цветочных бутонов. Как обычно происходило каждое утро, образовалось кратковременное затишье.

Рыбаки старались поскорее выйти из деревенской бухты, чтобы наполнить паруса свежим северным ветром и отправиться в места ловли. С вершин утесов и скал поднимались ночевавшие на них птицы и с криками устремлялись вслед рыбакам. Кружились над лодками в ожидании, когда вытащат наполненные уловом сети.

Тогда для них наступало время завтрака, а для рыбаков — время махать шестами, отбиваясь от пернатых бандитов. Птицы пролетали так низко, что, казалось, вот-вот заденут голову крыльями, и орали при этом так, что казалось — я непременно оглохну.

За последний час пути парус совершенно обвис, Мелек и Боон толкали лодку, отталкиваясь от дна шестами. Не везде это было легко, местами приходилось продираться через целые поля водорослей. В конце концов мы добрались до деревенского причала, и вот уже крики моряков, торговцев и рабочих стали громче, чем крики птиц.

Деревней место под названием Хвост Змеи называли скорее по привычке. Фактически она уже давно стала городом, со всеми городскими признаками: бурной торговлей в порту, высокой стеной и прячущимися за ней хижинами. Особенно выделялась хижина старосты Нэмела, отца Мелека и Эмелы.

Это была не хижина, а настоящий дворец: три этажа, плетёные из прочного тростника башни на собственной стене. Причём стена вокруг хижины старосты была почти в два раза выше, чем внешние стены. От этой внутренней стены до ближайших строений пролегало обширное пространство, примерно на один полёт стрелы. И всё это пространство прекрасно простреливалось.

Лодка ткнулась в причал, на котором нас уже встречали несколько слуг. Слуги тут появились на так давно. Целитель-отравитель Оэла рассказывал, что при прежнем старосте никаких слуг не было. Но когда старостой стал Нэмэл, они появились.

Здесь, на причале, их было человек десять. Четверо из них притащили новомодный паланкин, в которые немедленно впрыгнула Эмела.

— Эй, Олел, не хочешь прокатиться со мной?