Колдун - страница 3

Агриппина слегка поморщилась от такой фамильярности и сделала вид, что не услышала этих слов. Она наколола на золоченую вилку миндальный шарик и отправила его в рот. Пирожное оказалось на редкость вкусным, оно мгновенно растаяло во рту, оставив на языке твёрдую горошину. Женщина собралась было её проглотить, запив мадерой, но ей захотелось прежде взглянуть на горошину. Каково же было удивление Агриппины, когда, взяв её с языка двумя пальцами, она обнаружила, что это не что иное, как окаменевший змеиный глаз, выпавший из её кольца! Женщина с недоумением посмотрела на официанта, но тот вовсе не выглядел удивленным.

— Наши блюда иногда преподносят сюрпризы. Но, прошу заметить, всегда приятные.

— Но… как же так получается? Ведь эту бусину я потеряла сегодня, совсем недавно, не больше четверти часа назад, а тесто для пирожных вы, думаю, замесили ещё вчера!

— Ах, сударыня! Время — субстанция непостижимая. Его вполне можно запустить задом наперёд, а то и вовсе вывернуть наизнанку. Уж вам ли этого не знать? Ведь вы умеете легко удлинять своё время, укорачивая чужое.

— Откуда вам это известно? Кто вы такой? — спросила Агриппина. Ладони её вспотели, она почувствовала тяжесть и жар на затылке, как будто на него надавила чья-то невидимая тяжелая рука.

— Меня зовут Павлом, — жарко шепнул в самое ухо странный официант. — Я твой следующий муж.

Только теперь Агриппина как следует рассмотрела мужчину. Выше среднего роста, с прямой спиной и плавными движениями рук, что делало его похожим на танцора, мужчина был одет в застёгнутый до горла темно-лиловый короткий сюртук с позолоченными пуговицами и бархатные штаны, заправленные в высокие сверкающие сапоги. Агриппина задержала взгляд на стройных длинных ногах, затем подняла его чуть выше, и нечаянно прикусила губу. Ни один из Агриппининых мужей не обладал столь совершенными ягодицами!

Шею Павла с заметно выступающим адамовым яблоком, украшала атласная лента и брошь в виде золотой рыбы. Бледное лицо выглядело бы болезненным, если бы не живой острый взгляд разномастных глаз.

Правый глаз Павла был молочно-серым, а взгляд его — холодным и пронизывающим, как февральский ветер. Левый переливался горячим золотом и согревал душу. Агриппине пришло в голову, что теперь сны её будут то полными райского блаженства, то леденяще-жуткими, в зависимости от того, с какой стороны от Павла она ляжет в постель. Женщина не сомневалась, что это произойдёт не далее, как сегодня вечером, потому что она уже влюблена по уши, и ждать дольше было бы невыносимой пыткой.

Не отрывая от Павла взгляда, она доела пирожное, залпом выпила мадеру и бросив на медное блюдо несколько монет и карточку со своим новым адресом, удалилась. Агриппина пересекла площадь, считая шаги, и вошла в гостиницу. Шестьдесят восемь шагов. Тридцать четыре секунды.

— Вам письмо, сударыня! Консьерж протянул ей желтый конверт с монограммой, изображавшей рыбу.

«Сегодня вечером за тобой приедет экипаж. Твой Павел».

«Похоже, что время теперь будет течь в двух противоположных направлениях одновременно», — подумала женщина.

— С тех пор, как я встретила тебя сегодня утром, твои волосы отросли на два фута, — заметила Агриппина, когда Павел помог ей выйти из коляски и проводил в дом из серебристого камня. Чёрные, закрученные в тугие веревки на африканский манер волосы Павла спускались теперь ниже его умопомрачительных ягодиц.

Минуя коридор и просторную богатую гостиную, Павел провёл Агриппину прямо в спальню, где был накрыт стол и уже разобрана огромная кровать. Рядом с ней разинул горящую пасть камин, выложенный в виде головы льва.

Слюна Павла имела привкус миндаля, поэтому все блюда, которые успела попробовать Агриппина, были похожими на то круглое утреннее пирожное. Объятия и ласки её новоиспеченного мужа были такими, словно у него было не две, а четыре руки, а когда он вошел в неё, Агриппина почувствовала, что в её теле выросло гибкое дерево, протянувшее ветви по венам и даже по самым мелким сосудам. Ни разуму, ни душе не осталось места в теле женщины, и выскочив, они унеслись куда-то в космос…