— Все кончено! она получила должное...
И, собственноручно устраняя всѣ преграды, въ отверстіе приподнятой двери показался Клотаръ... Лицо его было синевато-багроваго цвѣта, глаза дико блуждали...
— Я отомстилъ за деревню... берите меня!..
Около самой двери лежала вся почернѣвшая и задушенная женщина, и когда мэръ нагнулся къ трупу для освидѣтельствованія, ему почудилось, что въ остановившихся мертвыхъ зрачкахъ ея отпечатлѣлся образъ убійцы...
* * *
Въ ноябрѣ, рано поутру, чуть только первые лучи зари заалѣли на востокѣ, Клотаръ былъ гильотинированъ на большой городской площади.
Много народа сбѣжалось на это зрѣлище, въ особенности изъ окрестныхъ деревень; нѣкоторые жалѣли осужденнаго. Преступникъ былъ менѣе блѣденъ, чѣмъ его палачъ. Взоръ его былъ кротокъ и спокоенъ. Онъ шелъ на казнь мужественно, и внимательно слушалъ напутственное слово священника. Но когда взоръ его упалъ на воздвигнутую для него гильотину — силы на мгновенье измѣнили ему... Его охватила смертельная скорбь разставаться съ жизнью, между тѣмъ какъ въ ушахъ раздавались утѣшенія духовника, говорившаго объ Искупителѣ. Но въ послѣднюю, предсмертную минуту, когда волнующаяся народная толпа вдругъ вся стихла и замерла, объятая ужасомъ предъ лицомъ смерти, — присутствіе духа вновь вернулось къ крестьянину и, поцѣловавъ священника, онъ проговорилъ:
— Смерть моя несправедлива... сожженіе колдуній — дѣло благое!..
Затѣмъ онъ отдался въ руки палача съ полнымъ спокойствіемъ, съ глубокой вѣрой въ божеское правосудіе, съ надеждой на будущую вѣчную жизнь.
И палачъ совершилъ свое дѣло...