Колесо над пропастью - страница 18
«Ездишь ли ты на своем автомобиле? Заработал ли дачу, строгий выговор, профессиональную болезнь? Приобрел ли вообще что-нибудь?»
Никушор невольно окинул взглядом голые стены, стол и два стула.
«Езжу в чужом, — отвечал отец, — служебном автомобиле.
Дачу заработал — буровую в открытом поле.
Строгий выговор не схлопотал, но, думаю, всё впереди.
Профессиональную болезнь нажил — всю жизнь на колесах.
Приобрел ли вообще что-нибудь?
А как же! Твердое решение ничего не приобретать».
Никушор задумался. Буровая в открытом поле… А если дождь, сильный ветер?
«Чего тебе еще хочется?» — лукаво посмеивалась анкета.
И следовал ответ:
«Хочется, чтоб ничего лишнего не хотелось».
«Сколько у тебя жен и детей?» — допытывалась анкета.
«Одна жена на все времена, — писал отец. — И один сын».
Никушор отложил листок. Перед его мысленным взором замелькали дни. Он вдруг увидел себя как бы со стороны…
«И один сын», — стучало в мозгу.
Да, он действительно был один. Всегда одинок. Это была правда.
Вот он в сквере у кинотеатра. С досадой давит каблуком пустые бумажные стаканчики из-под мороженого…
Отца все не было, и он тогда спросил у прохожего, который час. Мужчина не спеша извлек из бокового кармана старинные часы, приложил к уху, удовлетворенно цокнул языком, полюбовался циферблатом с римскими цифрами и только после этого снизошел до ответа:
— Восемнадцать тридцать, молодой человек.
— Врут, наверное, — бросил Никушор.
— «Сима» врет? — прохожий выкатил глаза. — Да вы что? — Он на мгновение застыл, увидев на земле смятые стаканчики.
— А у вас горло не заболит? — он с величайшей осторожностью тронул большим пальцем свой острый кадык.
— Не заболит, — отвернулся Никушор.
А когда прохожий пошел своей дорогой, схватил очередной стаканчик, поставил на асфальт и громко пришлепнул каблуком.
Прохожий, вздрогнув, замер. Еще раз выкатив на Никушора круглые глаза, потрогал кадык и заторопился.
Никушор с досадой огляделся по сторонам. Сидя на скамейках и ни на минуту не отрываясь от лежащих на коленях книг и конспектов, молодые женщины энергично раскачивали высокие коляски, отчего свертки покупок в сетках под колесами подпрыгивали или шарахались из стороны в сторону; другие женщины — постарше — вязали что-то бесконечное; третьи — совсем уж пожилые — передавали полученные по «МСГ» («Мне соседка говорила») последние известия; «старики-разбойники» придирчиво — палочками! — изучали почву у себя под ногами, а малыши, ползая между скамейками, с удовольствием осыпали друг дружку теплой бархатной пылью. Никушор громко чихнул. Никто даже не поднял головы. Три дня потом у него болело горло и горели щеки, но дома так и не заметили.
— … Когда это кончится? — вздохнула мама. — Вместе мы даже в одну дверь не выходим.
Отец молча привлек ее к себе и крепко поцеловал. Никушор закрыл глаза. Как редки эти минуты!
— Идем, — сказала мама. — Я тебя соберу. — И они пошли на кухню. — Мне так хочется, чтобы ты задержался… Хоть на несколько минут.
Никушор открыл глаза. Неужели действительно нельзя задержаться? Зачем она его упрашивает?
Вскочив с постели, он бросил под одеяло подушку, соорудил нечто вроде спящей фигурки. Подхватив на ходу ключи, выскользнул за дверь. И вот он на первом этаже. Прислушался.
Хлопнула дверь их квартиры. Вздрогнул лифт и поплыл вниз. Никушор тут же распахнул дверцы силового щита… Лифт застрял между этажами.
Дорина Ивановна, приоткрыв дверь детской, увидела фигурку на диване. Осторожно, чтобы не разбудить сына, отошла.
Перепрыгивая через ступеньки, Никушор мигом поднялся наверх и проскользнул к себе. С лестничной площадки неслись громкий стук и приглушенные крики. Он разобрал голос Эммы Борисовны:
— Не стучите, миленький, это надолго.
Никушор представил себе ее белое как мел лицо и улыбнулся…
Дорина Ивановна работала врачом «Скорой помощи». Как всегда, собиралась она на дежурство бесшумно, ходила по комнате на цыпочках, развешивая на спинке стула выглаженные шорты, рубашку, носки и не замечала, что Никушор уже давно наблюдает за ней.
Она не хотела будить сына. Пусть полежит подольше, пусть отдохнет. В школе такая сложная программа. Перегрузки, точно у космонавтов…