Колька и Наташа - страница 19
— Хорошая ты девочка, Наташа, и поешь хорошо. Не за горами тот час, когда все дети, по всей России, будут учиться. Пошлем и тебя. В консерваторию. Не плохо! И будет у нас своя рабоче-крестьянская певица. Да еще какая!
— Хорошо будем жить, — вспомнив все это, проговорила Наташа, — пойдем в школу, дадут нам новые книжки. Ой, как я хочу, скорее бы. Знаешь, Коля, — мечтательно продолжала она, — люди будут жить в больших и красивых домах. Дома-то будут даже лучше, чем у миллионщика сторожева, да?
Колька задумчиво покачал головой.
— Дома-то такие построить — сколько народу потребуется? А куда денутся все эти, — указал на одноэтажный, покосившийся от старости дом.
— Народу хватит, — уверенно ответила Наташа. — Знаешь, сколько у нас народу в России-то? Тьма-тьмущая, не сосчитать. А знаешь, мама мне сошьет для праздников красивое платье, обязательно шерстяное и купит желтые туфли с пуговками, да. Я их буду беречь, по грязи ни за что не пойду. Сколько ни попросишь, не пойду. А там, может, артисткой стану. Очень я, Коля, люблю, когда красиво поют, и сама люблю петь, так уж люблю, так люблю…
Колька рассмеялся:
— Петь ты любишь, хлебом тебя не корми.
Наташа вдруг погрустнела:
— Хлеба я бы сейчас поела.
— И я бы. Хоть полкаравая, — поддержал Колька, — я бы его сразу раз, раз… Ну довольно, а то вроде от разговоров еще голоднее стало. Зайдем еще сюда. Заодно и согреемся.
Прежде чем они открыли запорошенную снегом дверь, навстречу им вышел матрос Костюченко.
— Кого я вижу на горизонте? Салют, флотцы, — засмеялся он, расправляя свои широкие плечи. — Вы не ко мне ли? Курс проложен точно.
Наташа, радуясь встрече с Глебом, поправляя выбившиеся из-под платка колечки волос, звонко ответила:
— А мы и не знали, дядя Глеб, что вы здесь стоите на квартире.
— Отрапортовала! — Матрос увидел санки. — Ого-го, да у вас целый склад. Значит, тоже собираете топоры.
— Собираем, — в один голос ответили ребята.
Матрос легким движением надвинул Кольке на лоб шлем. Из-под козырька смешно выглянул кончик носа.
Наташа рассмеялась.
Колька сердито поправил шлем.
— Что ты своими зелеными глазами семафоришь!
— Какие есть, такие и есть, — отрезала Наташа. — Тебя что, завидки берут? «Зеленые, зеленые…» Лучше подумал бы, как свой шлем поубавить. А то ходишь, как с колоколом на голове, только что не слышно: бом, бом, бом…
— Отставить, флотцы, — вмешался Костюченко, — отбой. Пошли на склад сдавать инструмент. Я там сейчас с Петром орудую. Полный вперед. Недалеко тут, за углом, — и, видя, что Колька смотрит то на него, то на дверь рассмеялся. — Здесь, дружище, ни топора, ни топорища не сыщешь. Опередил вас. Сам отнес.
Несмотря на сопротивление Наташа и Кольки, Костюченко повез санки сам:
— Это мне в удовольствие.
У склада они увидели много людей. Народ шумел. Кто-то весело кричал:
— Которые с острыми топорами, готовьтесь Деникину голову с хвоста отрубать.
Рабочий лет пятидесяти, в промасленном ватнике озабоченно спрашивал у Петра, помощника Костюченко:
— Не надо ли еще чего? Может, направить топоры или пилы?
Петр, подмигнув ребятам, как хорошим знакомым, ответил:
— Да уж сами справимся, батя, иди домой, замерз, поди.
Выяснив у Петра, как идут дела, матрос обратился к детям:
— Сдали инструмент? Поплыли.
Обратно шли вместе. Матрос шагал с гордо поднятой головой, сильный, уверенный, широко расставляя ноги. Рядом с ним, подпрыгивая, старались не отставать Наташа с Колькой.
По дороге Костюченко расспрашивал Кольку о его жизни. Но отвечала, торопясь, больше Наташа. Колька заикнулся, что он не доволен домашней работой, ему хочется настоящего дела.
— А знаете, ребята, приходите на Волгу, — подумав предложил Костюченко, — дрова пилить.
Колька обрадовался:
— Вот здорово! А когда прийти, дядя Глеб?
— Много знать будешь, скоро состаришься! Придет время, узнаешь. А пока ребят организуйте с улицы. — Он достал из кармана бушлата ломоть хлеба и разделил его на три равные части.
— Берите, — сказал Костюченко, — заработали!
— Не надо! — отстранил его руку Колька. Голодный огонек блеснул в глазах мальчика. — Мы на Волге сазанчиков наловим, ухой наедимся.