Коллеги, или Приключения двух врачей и джентльменов на Антильских островах - страница 16

— Прошу прощения, это парик, сделанный в Лондоне мастером своего дела. Правда, давно: сейчас такие короткие локоны уже не считаются фешенебельными, да и щипцы бы ему не помешали… И вот еще. Прекрасно защищают глаза от полуденного солнца. Не знаю, почему мы их не носим.

Увидев круглые синие очки, корсарский вождь попятился, словно ему протянули коралловую змею.

— Слоан, ваши остроты меня не забавляют!

Доктор исполнил полупоклон, взмахнув париком перед собой.

— При всем уважении, капитан, менее радикальные меры не сделают вас неузнаваемым и непривлекательным. Странно, о вас говорят, что вы любитель маскарадов.

Спустя пару мгновений, не дождавшись ответа, он добавил:

— А вы тщеславны, капитан Блад, когда дело идет о внешности. Однако предприятие, которое мы задумали…

— Давайте сюда!

Примерить парик капитан Блад не успел: из хижины выглянул преподобный Мур.

— Доброе утро, джентльмены! Я проспал, или вы поднялись раньше? Что-то случилось?

— Все в порядке, Гаррет. — Доктор Слоан небрежно сунул очки обратно в сундучок, как если бы искал что-то другое. — У капитана Блада явилась необходимость съездить в Чарлзтаун, пока не пришел корабль. Вы ведь управитесь до вечера без нас?

Он взглянул на капитана, тот прикрыл глаза в знак согласия. Впутывать в эту авантюру молодого священника не было никакой нужды. Гаррет Мур посмотрел на своего нанимателя недоверчиво, но спорить и задавать вопросы, к счастью, не стал.

— Как вы полагаете, доктор, каковы могут быть медицинские последствия от удара этим веслом по голове?

— К счастью, не имел подобного опыта, капитан, ни как врач, ни как пациент. Однако полагаю, что повреждения свода черепа, а равно и шейных позвонков при достаточной силе удара более чем вероятны.

— Тогда прекрати скалить свои шотландские зубы!

— Простите, сэр.

Питер Блад, в долгополом, табачного цвета жилете поверх рубахи, в каштановом паричке и очках синего стекла, орудовал веслом с тем небрежным изяществом, которое дается лишь практикой. Но голова его от этого не становилась менее смешной, и Слоан, сидевший на кормовой банке, действительно пару раз ухмылялся, когда передний гребец поворачивался в профиль.

— Думайте о печальном, — мстительно предложил капитан Блад. — Скажем, о пушечном ядре, начиненном порохом, и о смерти без покаяния.

— Леклерк до такой степени безумен?

— Скоро мы это выясним.

Двое гребцов гнали вперед легкую лодочку со скоростью лошади, идущей рысью. Утреннее солнце было еще низко, море впереди светилось небесной голубизной. По правую руку из моря поднимался северный холм Невиса, покрытый лесом, который скоро должен был смениться плантациями. По левую, в отдалении, видна была французская оконечность Сент-Кристофера. Там были два транспортных судна — уже два! — и «Лаки джорней»; стояли на якоре с зарифленными парусами. Английский фрегат выглядел таким красивым и мирным, что Слоан невольно усомнился в выводах капитана. Но только он собрался задать вопрос, как из-за корпуса фрегата появилась шлюпка. В ней было три человека, и она двигалась наперерез каноэ.

— Хвала небесам, — негромко сказал Питер Блад. — Он не приказал стрелять. Давайте пойдем помедленнее. Отчего бы не поговорить с хорошими людьми, которые машут нам платком. Вы все помните, доктор?

— Да, капитан. А вы, если заговорите, не забывайте про басконский акцент.

— Конечно, не беспокойтесь. Но сейчас ваш выход.

Лодки разделяло уже не более десяти футов. Слоан привстал на одно колено и представил некую версию церемонного поклона, приспособленную для каноэ, — рука его со шляпой описала затейливую кривую, видимо, на парижский манер.

— Доброе утро, господа! Я не ошибаюсь, предполагая, что вы с того прекрасного корабля?

Французский доктора, на слух капитана Блада, не мог внушить никаких подозрений — вероятно, он даже был правильнее, чем английский, на котором говорил сын шотландца, выросший в Ирландии. Сам он, замедляя веслом движение лодки, ограничился наклоном головы и приветственным мычанием.

— Не ошибаетесь, — сказал один из троих, тот, кто сидел на корме, по-английски и потом повторил по-французски: — Вы не ошибаетесь. Прошу прощения, я плохо говорю вашим языком.