Коло Жизни. Бесперечь. Том 2 - страница 37

– Ты думаешь, брат, у Родителя получится перекодировать лучицу… Это ведь не вновь рожденная лучица, а уже впитавшая в себя человеческую суть? – нескрываемо тревожно поспрашал Небо, и слегка подавшись вперед с кресла склонив голову, воззрился в лицо юницы.

А Еси нежданно резко качнула головой, так как порой изгоняла дымчатые воспоминания, ибо взглянув в лицо Небо, приметила его полную одноприродность черт с Першим. Не только как оказалось голосом, но и образом, сиянием кожи, фигурой Рас был схож с Димургом, а разнился со старшим братом молочностью наружного покрова, цветом волос, брадой, усами и голубыми очами.

– Не знаю… Ничего не знаю, малецык. Я и сам встревожен, если не сказать более, – Перший прервался, ощутив покачивание головы девушки.

Он, не мешкая, притулил к ее лбу перста, по-видимому, проверяя состояние Крушеца, и тот же миг застыли в своих желтоватых креслах его братья.

– Впрочем, Родитель был хоть и обеспокоен, но достаточно бодр, – продолжил сказывать Перший немного погодя, все еще не отводя перст от головы девушки. – И успокаивал меня. Указав немедля привезти девочку, або тянуть нельзя. Судя по всему, сбой начался уже давно, и мы его не заметили. Эта порывистость, обрывочность воспоминаний говорит, что коли не принять в ближайшее время мер, девочка тронется умом… Мгновенно выйдет из работы мозг, и нам уже будет не спасти лучицу. Не понимаю… не понимаю, как мы могли пропустить хворь. Ведь перед соперничеством проверяли лучицу бесицы-трясавицы. И я… я лично посылал отображение Кали-Даруге, Родителю и получил от них разрешение… – Перста Димурга легохонько затрепетали и, чтобы волнение не передалось Крушецу, он торопко убрал их от лба, принявшись голубить ей волосы. – Не ведаю, что и подумать, мой бесценный малецык, сколько он перенес боли, тревоги, в первой жизни… И вот наново началось. Я говорил Родителю, что это особая лучица, с особой чувствительностью и не надобно… не надобно с ней так грубо. – Бог слегка качнул головой, тем мановением стараясь скрыть обуявшее его расстройство, отчего вновь потревожил в венце змею, широко раскрывшую свою пасть и вывалившую оттуда голубоватый язык, принявшийся ощупывать собственную треугольную голову. – Родителю порой не втолкуешь ничего… А днесь и вовсе сказал, что коль ему не удастся снять болезненность лучицы, он возьмет ее взращивание на себя. А это значит, нарушит целостность Галактик. Он не позволит нам погубить лучицу, точно не сам в том все время участвовал, – негодующе дополнил Перший, и враз сменил тон на значимо мягкий, – не позволит… Потому предупредил, что коль решит изъять лучицу пойдет на обесточивание Галактик.

– Когда ты полетишь? Или ты?… – не договаривая, вопросил Небо, и с такой любовью и нежностью оглядел девушку… не прощупывая, однако точно взирая сквозь нее аль в саму глубь ее мозга.

– Полечу. Конечно, полечу. Не посмею подвергнуть опасности жизнь девочки. Она сейчас бесценна для нас всех, – досказал старший Димург, и, убрав руку от девушки, вероятно оставшись довольным ее состоянием и разрешив тем самым подняться. – Как только все будет готово к полету. И надо решить еще одно затруднение. Нужно, чтобы кто-нибудь из вас отправился со мной, абы девочка была опекаема нами двумя. Это единожды удержит от рывков лучицу, и думаю, успокоит ее во время полета.

Есислава неспешно поднялась с топчана и сев, тревожно обозрела Богов, понеже слушая их речь, кажется, только сейчас поняла, о чем они говорят… Говорят. Зиждители толковали о Родителе, к которому хотят ее отвезти. Родителю, как сказывал о нем Стынь, Верховному Божеству, Творцу Галактик лежащих окрест Млечного Пути, Истоку и Отцу всех четырех старших Зиждителей.

– Я не куда не полечу, – негромко отозвалась Еси, ощутив, как дикий страх окутал всю ее плоть и надавил на внутренности. Ибо находится подле этих трех старших Богов, было тревожно. И мощь Зиждителей чувствовалась не только в самом помещение залы, но и в каждом движение, каждом пророненном слове.

– Успокойся милая, успокойся, – достаточно ровно произнес Перший, и, подняв с облокотницу руку протянул ее в направление юницы. – Пойдешь ко мне, любезная моя девочка? – перста Бога призывно дрогнули.