Колоколец давних звук - страница 19

Пашка прибавил шагу и, стараясь не глядеть по сторонам, не слушать таежные шорохи, устремился напролом мимо страшного пня, мимо вздыбленных выворотней к недалекому уже озеру.

Он посидел возле воды на треснувшей плоскодонной долбленке, отдышался, послушал примолкшие окрестности и тогда только снова быстрым шагом направился назад, к балагану, устланному слежавшейся пихтовой подстилкой.

Приснился Пашке чудной сон. Будто он маленький-маленький и вокруг него множество тоже малюсеньких человечков. И даже не человечков вовсе, а вроде как муравьев. Не поймешь, где у них руки, где ноги. На всех враз и бегают, и хватают ими же, тащат поклажу. Лица в полутьме различимы смутно, но похожи на человеческие, только больно уж пучеглазые. И Пашка почему-то тоже на четвереньках бежит вместе со всеми по сумрачным переходам. Да где ж это он? И впрямь в муравейнике? Все куда-то спешат: одни вглубь, в темноту, несут бревешки-палочки, комочки сухой смолы, а им навстречу другой поток, порожний. Из бокового прохода суетливая группа волокет огромную тушу, волосатую, всю в кольцах-пережимах, как трубка от противогаза. Смутная догадка бросает Пашку в гадливую дрожь. Это ж гусеница. Б-р-р, противная! На брюхе два ряда наростов, похожих на соски, — совсем как у супоросной свиньи… Пашка прижимается к шероховатой стенке, вдавливается в нее. Его поначалу вроде не замечают, но стоило двинуться дальше, как насела целая ватага, давай обнюхивать, щупать, ворочать с боку на бок. Не успел опомниться, а его уж тащат куда-то. Молча все происходит, в жуткой тишине. Сам не зная почему, Пашка чувствует, что обитатели странного жилища рассержены на него: шляется тут, бездельник, глазеет от нечего делать. Не место ему в работящей артели! Они безгласны, эти муравьи-человечки, но Пашке каким-то образом передаются их мысли, их настроение. Он пытается сопротивляться, да где там. В два счета вышвырнули его на свет божий и вход прикрыли кусочком коры.

Со всех сторон окружили Пашку плотные травянистые заросли, густо переплетенные понизу, — шагу не ступить, чтоб не споткнуться. Верхушки их бесшумно раскачивались, кланялись земле. Стебли-стволы упруго сгибались и распрямлялись, пружинили до самого основания, отбрасывали Пашку, если он ненароком прислонялся к ним. Холодный проливень рушился с высоты, студил все тело. Страшно стало Пашке, одиноко. Пусто вокруг, и неведомо куда идти. Лучше уж обратно в муравейник, в сухие теплые норы. И пусть поступают с ним, как хотят; пусть заставляют делать что угодно… Он вернулся, пополз в одно из отверстий-ходов, но кто-то неведомый ухватил его сзади за плечо, встряхнул…

— Вставай. Проспишь все на свете… Оголодал, поди? У меня так — никакого терпения. Чертова корова! Ладно, хоть нашел… Сейчас мигом похлебку сварганим.

Шлепал по крыше балагана дождь. Пласты дерна рассохлись за долгую сушь, и сверху вовсю капало. Куртка на Пашке намокла, по ногам сновали зябкие мурашки. Не сразу освободился он от цепкого сна. Приблазнится же такое! Расскажи ребятам — не поверят. Во всем, видно, виновата книжка фантастическая «В стране дремучих трав», которую Пашка прочитал недавно. Там тоже один мальчишка стал совсем малюткой и оказался среди разных жуков и козявок.

Ну, да не до дурацкого сна теперь. Надо помочь отцу наладить костер, хотя бы принести из лесу заготовленного впрок сушняка.

Отец колдовал над закопченным котелком, мелко крошил в воду с десяток рыхлых сыроежек — мимоходом набрал в сумку, видимо, по дороге.

— Жалость-то какая! Ни луковицы, ни единой картошины в запасе нет, — сокрушался он. — Ну да молочком забелим — скороспелка получится знатная. Хоть похлебаем горячего.

Грибовница и вправду согрела Пашку. Он уже не ежился; не втягивал голову в плечи и довольно бодро ступил на раскисший от дождя тракт.

Впереди размашисто шагал отец, ведя на веревочной обродке беглянку Красаву.

Лето незаметно шло под уклон. Еще жаркими стояли дни, дрожливое марево поднималось в полдень над лесными прогалинами. Набегали скоротечные дождички-перевалы. Отрадно шумели блескучие легкие грозы. Но по вечерам на прибрежные поскотины все чаще наползал зябкий туман. Темнело быстро. Казалось, что небо опустилось, приблизилось к земле. В его сгустившейся глубине сверкали россыпи звезд, которых почти незаметно было в июньские да и июльские недолгие ночи. Над дальними лесными увалами взметывались холодные всполохи зарниц. «Калинники играют», — говорили старые люди.