Колониальные войны. Случайная переменная - страница 41

       Бо, сжавшийся в напряжении как пружина, словно выжидал этого момента. Арена была крохотной, и от кабана их отделяли не более двадцати шагов. Поэтому схватка обещала быть недолгой. Бо сделал несколько коротких прыжков навстречу твари и прыгнул, неожиданно исполнив акробатическое сальто через голову. Его ноги описали в воздухе широкую дугу и, набрав в ее инерции силу удара, обрушились прямо на хребет оказавшегося под ними кабанами.

       Расчет Бо был точным, а исполнение безупречным: даже покатившись после столкновения со зверем в пыль, он ловко сгруппировался и снова оказался на ногах. Он обернулся к поверженному противнику, но тот оставался неподвижным.

       Толпа, которая еще мгновение назад веселилась и хихикала, вдруг умолкла, разочарованно перешептываясь и выкрикивая в его адрес оскорбления. Бо нахмурился и уверенно подошел к кабану, лапы которого были выгнуты подозрительно неестественно к телу. Он пнул ногой тушу зверя и услышал единственный возглас изумления – голос Димитро.

       Шкура кабана вместе с рогатой головой отлетела в сторону, открыв другого зверя, который скрывался под ней. Это был блевун, наверное, единственная безобидная для человека тварь на планете.

       Блевуны были травоядными пожирателями лиан. Стебли этих растений по прочности могли поспорить со стальными канатами, но блевуны приспособились сдирать с них жесткую волокнистую кору, для освоения которой использовали три желудка. В первом они вымачивали кору, заставляя разложиться на отдельные волокна. Потом эта масса перемещалась во второй желудок, где начинала бродить в пищеварительной закваске. И уже там, в ходе этого процесса, масса разделялась – результаты брожения попадали в третий, слизистый желудок, а твердая питательная масса уходила для переваривания в кишечник.

       Третий, слизистый желудок выполнял несколько функций. Он служил накопителем закваски и ее микрофлоры, но еще он обеспечивал основную защитную функцию животного. Когда блевуну не удавалось скрыться от хищника, он разворачивался и нападал на него, заблевывая того кислой едкой слизью. Она просачивалась под пластины панцирей и доставляла врагам очень болезненное беспокойство, особенно травмируя рецепторы светочувствительной полосы.

       Но для человека эта слизь была безвредной – наоборот, прекрасно заживляла открытые раны. Поэтому, несмотря на внешнюю мерзость, блевуны становились питомцами колонистов, а их слизь ценилась больше, чем медикаменты, которые на Серой были доступны не всем.

       – Ряженый,– хмыкнул Бо, улыбнувшись.

       Ему стал понятен замысел охотников, которые рассчитывали не убить пленников, а выставить на посмешище. Напуганные и заблеванные, незваные гости должны были предстать перед толпой комичными неудачниками. Это объясняло реакцию зрителей, их веселье и большое количество детей в первых рядах. Но теперь многие из них хныкали.

       – Повеселились?– Бо громко обратился к толпе, воспользовавшись воцарившейся тишиной.– У меня для вас плохие новости. Армия Кэйко уже здесь! Время веселья закончилось!

       Толпа ожила нарастающим ропотом.

       – Это твое время закончилось!– услышал он грозный выкрик, и в плохо освещенный сумерками круг арены вышел худощавый парень с перекошенным злобой лицом.– Я вызываю тебя!

       Он бросил к ногам Бо увесистый нож и, выхватив второй, встал в угрожающую позу. Кто-то предусмотрительно перерезал веревку, связывающую запястья Бо, освободив ему руки.

       – Не поднимай,– зашептал Димитро, оказавшись рядом.– Ты примешь вызов… Пока у тебя нет оружия в руках, он не нападет.

       Толпа замерла, сверкая в ожидании тысячей желтых глаз, а бородач с треугольной головой неторопливо встал между Бо и охотником:

       – Осади, сынок,– пробасил он.– Не только у тебя есть причина ненавидеть адеровских прихвостней. И право на месть есть в каждой семье. Но его жизнь принадлежит Татьяне. Она вынула его из петли висельника…

       – Он не добыча!– перебил его охотник.– Он враг!

       Бо поднял голову вверх, вслушиваясь в знакомый звук, который стремительно нарастал. И прежде чем бессмысленные слова продолжили сотрясать воздух, в угасающем небе над ареной с ревом тяговых двигателей мелькнули три тени. Они оставили после себя тяжелый звук и едва ощутимую вибрацию, которая дрожью поднялась от земли, всколыхнув пыль и забравшись холодком по ногам вдоль позвоночника.