Колючий подарок - страница 11

Он шёл к нему жить.

В сенцах из соломы лесник Иван устроил медвежонку логово. Старик научил Братуху, как он назвал своего лесного гостя, сидеть на лавке около стола, ходить на задних лапах, есть из таза.

Пробовал лесник пилить с Братухой дрова, заготавливая их на зиму. Но Братуха так дёргал за ручку, что другой раз валились козлы, а вместе с козлами падал и сам Братуха. Научить его искусству пилки дров леснику пока не удавалось. Но перетаскивать поленья с места на место Братуха мог. Перетаскивал он и метровые, ещё не распиленные дрова.

Когда поспела малина, Братуха по утрам ходил лакомиться в малинник, неподалёку от избы лесника. Возвращался он домой и облизывался.

Лесник привык к Братухе и говорил с ним, будто тот мог всё понимать. Не всё, но кое-что Братуха понимал.

Веселее стало жить леснику Ивану…

Прошло время.

Ближе к осени сильнее стал шуметь лес. В этот день он шумел особенно беспокойно и сильно. Верхушки высоких сосен раскачивались из стороны в сторону, ходили ходуном над зелёным морем, и с них сыпались иголки, сухая кора и даже сучья.

Во второй половине дня в избу к леснику ввалились два охотника.

— Дед Иван! — крикнули они, не увидев хозяина в сенцах.

За стеной что-то рявкнуло, дверь распахнулась, но в сенцах сейчас же потемнело: почти весь проём двери загородила фигура Братухи, ходившего на задних лапах.

Охотников словно ветром выдуло из сенец. Очутившись на лужайке, они спрятались за соснами, сняли с плеч ружья и стали вести разговор, как лучше убить медведя.

Первый говорил, что лучше всего выждать, когда медведь выйдет на полянку, и дуплетом ударить по нему. Второй говорил, что лучше медведя убить в избе: подойти к ней и стрелять — либо в окно, если зверь в комнате, либо в дверь, если в сенцах.

Но подходить близко к медведю не хотелось, и решили убить его, когда тот выйдет на полянку.

Лесник Иван, уйдя в обход, всё не возвращался, и над его приятелем Братухой нависла смертельная угроза.

Дело было только за тем, чтобы медведь выполз, вышел на лужайку.

А он как раз и не выходил.

Охотники сидели и сидели, искурили уже по три цигарки, рассказали друг другу всё, что приходилось слышать о медведях, а Братуха, словно учуяв заговор против себя, не выходил из избы.

Наконец, когда и у охотников начало истощаться терпение, дверь дёрнулась, словно в неё ударили, и начала медленно отворяться.

— Ну! — сказал один из охотников. — Бьём по команде! Раз! Два!

«Три» он не произнёс: в дверной щели показался кончик скамьи, потом дверь распахнулась, и охотники увидели Братуху, который, стоя на задних лапах, нёс скамью.

Охотники переглянулись, не в силах что-либо понять. Один из них осклабился и засмеялся нервным смехом.

А Братуха выволок скамью на лужайку и сел на неё.

«Может быть, это не медведь, а дед Иван, надев медвежью шкуру, шутит с нами», — подумали охотники.

Но Братуха, посидев несколько минут, поднялся и, переваливаясь из стороны в сторону, стал бегать вдоль избы, как и положено медведю, — на четвереньках.

Никакого сомнения не оставалось: это, конечно, медведь, но медведь необычный.

Натолкнувшись на поленницу, Братуха зарычал, а на землю с грохотом посыпались поленья, иногда задевая и его. Отбежав в сторонку, Братуха выждал время, и затем охотники увидели, как медвежонок стал сгребать поленья в кучу.

Вскоре подошёл лесник Иван и стал угощать охотников чаем, рассказывать им о Братухе.

К поздней осени Братуха подрос, жить и ему в сенцах и леснику Ивану с ним стало сложнее. Братуха чаще и сердитее урчал, всё чаще и чаще пропадал в лесу… «Человек — к человеку, зверь — к зверю», — вспомнил старик свои слова.

Однажды Братуха ушёл в малинник и больше уже не вернулся к леснику Ивану.

Это огорчило и обрадовало лесника. Конечно, одному будет скучнее, но медведю жить нужно там, где рождён.

— Прощай, Братуха, — сказал лесник Иван. — Прощай! Не попадайся только охотникам. А попадёшься — не забудь показать, что ты учёный: может быть, уцелеешь.

И июнь и июль были жаркими и грозовыми. Дома, сараи, стога сена, высушенные за два месяца, в течение которых с неба не упало ни капли дождя, стали как порох. А грозы, проходившие как будто и стороной, с оглушительным сухим треском били с раскалённого неба ослепительными молниями, сжигая высокие деревья, сараи, стога сена, риги.