Командир Иванов - страница 10

стр.

— Спасибо, — сказал Иванов и позвал Женю: — Будь добра, посчитай.

Женя перебрала все пакеты и банки и, боясь ошибиться, долго делила на бумажке.

— Продуктов на четырнадцать дней, — доложила она.

— А вертолет придет через двадцать, — задумчиво сказал Иванов. — И то если будет погода.

— Ты что же, не мог взять еды с запасом? — строго спросила Женя Иванова — и вдруг поняла: — Ой, это же из-за нас с Аллой! На нас же продуктов не дали! — Она поморщилась, закусила губу, потом сказала решительно: — Неделю я выдержу без еды…

— Ну-ну! Без паники! И пока никому ни слова!

— Так надо же что-то делать.

— Придумаем, — сказал Иванов. — Я-то с вами на что?!

Он спрятал рыболовные крючки в карман, подобрал пустую консервную банку и зашагал в тайгу.

Там и нашел его Игорь Любавин.

Посвистывая, Иванов ножом расковыривал кору упавших деревьев и складывал в банку жуков-короедов.

— Не помешаю? — спросил Игорь. Он привалился спиной к осине и устало закрыл глаза. Натруженные руки висели как чугунные. — Сани готовы.

— Молодец! — Иванов посадил в банку еще одного жука. — Пойдем посмотрим.

Сани были устрашающе громадны.

Иванов напрягся, пытаясь их приподнять, и не смог. Тогда он приказал Ахмету прицепить сани к вездеходу.

Игорь угрюмо наблюдал за действиями командира.

— Рвани! — приказал Иванов.

И вездеход, взревев, рванул сани. Они заскрипели, затрещали, из пазов полетела щепа. Хрустнув, сани сложились гармошкой.

Любавин ужаснулся.

— Издеваешься, да? — закричал он, повернулся и побежал к реке.

Вернулся он только к ужину и, стараясь не смотреть на изуродованные сани, сел к костру. Глаза его слипались от усталости.

— Да ты утомился, что ли? — спросил Иванов. — Иди тогда, отдыхай…

Игорь подобрался и вскинул голову.

— Еще не было случая, чтобы Игорь Любавин сдавался. — В его голосе была спортивная злость непобежденного чемпиона.

— Тогда другое дело, — сказал Иванов.

Поужинав, Любавин развел два огромных костра и начал строить новые сани. Лева стремился ему хоть чем-нибудь помочь, но это плохо у него получалось.

Под утро Игорь просунул в палатку голову и тихо позвал:

— Командир!

Иванов поднялся, будто не спал.

Рассвет только наступал. Было сине и зябко. Траву как будто посыпало солью. Палатка стала мохнатой от инея. Над хребтом накалилась фиолетовая заря.

Румяные щеки Игоря ввалились. В глазах — упорство и отчаяние. Лева сидел на бревне. Он лишь наблюдал всю ночь, как Любавин работает, и от этого устал еще больше, чем Игорь.

Иванов внимательно осмотрел новые сани.

— Очень хорошо, — сказал он Любавину.

— Может, дернуть? — спросил Игорь.

— Зачем? Вижу и так: молодец! Отлично!

Игорь счастливо улыбнулся и полез в палатку, упал на спальный мешок и уснул.

Иванов вышел к реке.

Река неслась черными поблескивающими пластами. Кусты дрожали под напором течения и позванивали намерзшими льдинками.

Иванов насадил на крючок короедов, привязал леску к нависшей над водой ветви и бросил снасть в воду.

После этого он умылся и вернулся в лагерь. Он сварил чай, не торопясь напился, грея горячей кружкой ладони и с удовольствием прислушиваясь к тому, как расходится по телу тепло. Потом вздохнул и пошел к саням.

Несколькими ударами топора разобрал их, углубил пазы, прочно врубил поперечины и намертво прихватил их болтами. К тому времени, когда проснулся десант, Иванов закончил работу и сидел, покуривая, у костра.

Игорь Любавин, высунувшись из палатки, с опаской взглянул на сани, потом уж — на Иванова.

— Отдыхаем, командир?

— Ага. Давай будем пробовать сани.

Игорь молча закрепил трос.

Ахмет дернул так, что сани поднялись дыбом. Игорь даже зажмурился. Сани, постояв, с гулом упали на мерзлую землю и остались целы. Игорь обнял Леву за плечи и шепнул:

— Ведь эта штука — первое, что я сделал в жизни своими руками. Приятно — до невозможности!

Событие тринадцатое. Под елью

Плохое настроение не покидало Леву. Ребята стали бояться его как огня. Как тут будешь веселым?! Стоило Леве приблизиться к строящемуся дому, как ребята начинали кричать: «Поберегись! Отойди! Задавит!» И правильно они кричали: бревна так и норовили свалиться на Леву. Вечно он падал, куда-то проваливался, ушибался.