Комментарий к "Категориям" Аристотеля. Фрагменты - страница 24

То, что это не присуще ничему иному, кроме одних только субстанций, было достаточно показано выше. Если же кто-нибудь возразит, что одна и та же речь и одно и то же мнение принимают противоположности (потому что, если я говорю "Цицерон сидит" или полагаю, что он сидит, то, когда он действительно сидит, речь и мнение об этом истинны; если же он встанет, речь высказывающая или мнение полагающее, что Цицерон сидит, останутся теми же, но будут ложными, так как он не будет сидеть), то может показаться, что речь, а также мнение, будучи одними и теми же по числу, в одно время истинны, а в другое - ложны и сами принимают противоположности. Однако это ложно, так как речь и мнение не принимают противоположности. Действительно, если кто и допустит, что речь и мнение могут принимать противоположности, то, по крайней мере, [ему придется согласиться с тем, что они принимают противоположности] иначе, нежели субстанция. Ибо субстанция, принимая противоположности, меняется сама: в самом деле, Цицерон, принимая в себя болезнь, сам стал из здорового больным и, изменяясь сам, принимает противоположности. Напротив, речь или мнение сами остаются неизменными, но, когда изменяются вещи, о которых они высказываются, относительно их обнаруживается, что они истинны или ложны. А субстанция сама изменяется вместе с теми противоположностями, которые она принимает; речь же и мнение кажутся истинными или ложными; благодаря тому, что изменяются вещи, о которых они высказываются и полагаются. Ибо когда я говорю, что Цицерон сидит, то, если он встал, речь при этом ничего не претерпела, но изменилась та вещь, о которой была данная речь: ведь тот, кто сидел, встал, поэтому речь стала из истинной ложной.

Ввиду этого, как было сказано, субстанция, принимая противоположности, меняется сама, речь же и мнение не меняются, но истинны или ложны сообразно изменению обстоятельств, к. ним относящимся. Поэтому считается, что собственный признак субстанции - это [способность] принимать противоположности так, что она принимает противоположности, изменяясь сама, а не так, что она [принимает противоположности] при изменении обстоятельств, сама оставаясь совершенно неподверженной изменениям.

Итак, это [может быть] сказано, если кто-либо считает, что речь и мнение способны принимать противоположности, ведь речь и мнение не способны к этому. Опять же и сам [Аристотель] прибавляет: "Это, однако, неверно; ведь о речи и мнении говорится как о способных принимать противоположности не в [том смысле], что они сами принимают нечто, но в [том смысле], что имело место некое претерпевание чего-то другого. Действительно, речь называется истинной или ложной в связи с тем, есть некая вещь или нет, а не потому, что она сама способна принимать противоположности. Ведь непосредственно ни речь, ни мнение ничем не приводятся в движение. Поэтому они не будут способны принимать противоположности, ведь никакого претерпевания противоположностей с ними не произошло. О субстанции же говорится как о способной принимать противоположности в связи с тем, что она сама принимает их. Ведь она принимает недуг и здоровье, белизну и черноту, и поскольку она сама принимает каждую из таких [противоположностей], о ней говорится как о способной принимать противоположности. А потому собственный признак субстанции - это то, что будучи одной и той же по числу, она способна принимать противоположности посредством собственной перемены. Итак, о субстанции пусть будет достаточно сказано" [51].

[Аристотель] говорит, что речь и мнение, безусловно, сами не принимают противоположности, и что истина или ложь не находятся в речи или во мнении. Они, однако, потому кажутся принимающими противоположности, что (как он указывал выше) они имеют место в связи с каким-то другим претерпеванием, о котором речь или мнение [высказываются]: в самом деле, относительно "сидеть" и "не сидеть", которые суть противоположности, высказывается мнение или речь о сидении и несидении; и потому [речь и мнение кажутся принимающими противоположности], что они [высказываются] относительно других вещей, которые суть друг другу противоположности. Когда же те изменяются, кажется, что и эти - противоположности; не потому, что сами принимают противоположности, но потому, что [высказываются] о противоположных состояниях вещей. Поистине ни речь, ни мнение не изменяются; [изменяется] только то, о чем есть речь и мнение, то есть "сидеть" и "не сидеть". А потому ни сама речь, ни само мнение ничего не претерпевают, в них ничто не происходит, и хотя противоположность имеет место, представляется, что [речь и мнение] не способны принимать противоположности. О субстанции же в связи с тем, что она сама принимает противоположное, говорится как о способной принимать противоположности. Действительно, Цицерон, приняв здоровье, становится здоровым, а приняв болезнь - больным. Речь же и мнение (как было сказано) противоположности не принимают. Поэтому [способность] принимать противоположности будет собственным признаком субстанции.