Коммерсанты - страница 7
Рафинад успел опередить отца, — когда он появился на пороге родительской спальни, отец еще поднимался с кровати…
— Ну?! — проговорил Рафинад. — Я вижу, мама опять наводила порядок в моей комнате?
— Тебе от этого плохо? — проворчал отец, возвращаясь в постель и пряча под одеяло тощие ноги.
— Должны были прийти люди, Рафик, — произнесла мать, — могли заглянуть в твою комнату. У тебя так все неопрятно.
Мать облокотилась о высокую подушку. Ее густые рыжеватые волосы падали на плечи, прикрытые тонким батистом комбинации.
— Какие люди, мама? — Рафинад прильнул к дверному косяку.
— Приходили Смелянские… Папины старые пациенты.
— У которых лупоглазая дочка? — уточнил Рафинад.
История с дочерью Смелянских еще не выветрилась из памяти Рафинада. Его опытный глаз сразу, при первом знакомстве, определил, что на туповатой с виду, длинношеей девице с чуть навыкате серыми глазами пробы негде ставить. Склонив ее к свиданию, Рафинад повез девицу за город, на дачу своего школьного дружка Феликса Чернова, где в летней кухне без лишних слов убедился в верности своего наметанного глаза. Девица повизгивала, изображая нечеловеческую страсть, оставляя на спине Рафинада глубокие следы ногтей, точно Рафинада терзали бенгальские тигры. «Зачем нам такие доказательства!» — думал тогда Рафинад, собирая разбросанные по летней кухне интимные принадлежности, мучаясь от свежих ссадин…
— С чем приходили Смелянские? С острой зубной болью? — Рафинад струхнул. Возможно, младшая Смелянская почтила себя одураченной и рассказала о проделках Рафинада на загородной даче, и оскорбленный Смелянский явился требовать сатисфакции у младшего Дормана, дабы подвести его к Дворцу бракосочетаний, ссылаясь, что Рафинад — благородный молодой человек из порядочной семьи. Нет, нет, успокаивал себя Рафинад: во-первых, прошло не больше месяца, во-вторых, он не какой-нибудь желторотый юнец, он понимал, какие могут быть последствия, и предпринял все возможное, чтобы не огорчить почтенных пациентов своего папаши-стоматолога. Какие могут быть доказательства? Следы тигриных когтей на его спине? Так они давно зарубцевались…
— Смелянские уезжают в Израиль, — проговорила мама. — Всем семейством. Приходили прощаться.
— Ах, вот что, — облегченно вздохнул Рафинад. — Сейчас ночь. Нельзя было этим известием обрадовать меня утром?
— Последние приличные люди поднимаются и уезжают из страны, — продолжала мать хрипловатым голосом давно переставшей петь солистки Ленконцерта.
— Эту тему мы уже закрыли, — угрюмо ответил Рафинад. — Вы знаете мое решение — никуда я не поеду.
Проблема отъезда из России будоражила семейство Дорманов давно, и с каждым разом напряженней, — пугало количество людей, решивших эмигрировать. На улице, по утверждению матери, уже не на ком остановить взгляд, не с кем поздороваться даже в Доме актера, и это ей, Галине Пястной, известной некогда исполнительнице русских народных песен.
Рафинад давно определил свое отношение — никуда он не поедет, там ему делать нечего, если родители хотят, пусть едут, а он остается…
— К. тому же я — бастард, у меня мать русская. В Израиле я буду считаться нечистым, там национальность определяет мать. Это здесь я — еврей, а там я буду русский, — в который раз отбивался Рафинад.
— Между прочим, Смелянские — чисто русские, из графских кровей, — отбила мать. — И все едут в Израиль.
— Как так? — усмехнулся Рафинад.
— Дочь вышла замуж за еврейского мальчика, — ответила мать.
— Ну? — удивился Рафинад. — Эта… лупоглазая, как ее звали? — И подумал: когда же это она успела выйти замуж? Ведь и месяца нет, как они вдвоем сваливали к Феликсу на дачу.
— Здрасьте. Она год как замужем. Все оформляли документы, ведь бедному мальчику приходилось вывозить все графское семейство, шесть человек. Они решили, что если им и удалось пережить тоталитарный строй, то демократический в этой стране им уже не вытянуть.
— Год как замужем?! — воскликнул Рафинад и повеселел. — Ну и ну! Хороша лупоглазая. А притворялась девицей.
— Ты успел с ней переспать? — усмехнулся отец.
— Наум! — покачала головой мать. — Эта твоя херсонская прямолинейность.