Коммутация - страница 15

В коридоре меня поймал Шуршик.

— О, з-здорово, Аркад.

— Привет, Шуршик.

— С-слушай, что-то я тебя х-хотел спросить…

— Что?

— Это… — Шуршик потупился. — С-слушай, ты ведь к-курсовую по с-сопромату уже сделал? У нас же в понедельник Косач будет принимать?

— Опомнись, Шуршик, у меня в понедельник похороны.

— Вот, и я про то же. У тебя с-случайно не второй вариант?

— Откуда ты знаешь?

— У меня как раз второй, а их всего два. С-слушай… если бы это… Ведь она т-тебе больше не нужна, ведь правда? Н-не мог бы ты ее… Ну в общем… — Шуршик совсем смутился и замолк.

— Отдать тебе мою курсовую?

— Вот было бы з-здорово!

— Ну и идеи у тебя возникают спьяну! Хорошо. Как нам пересечься?

— Я т-тебе вчера д-домой з-звонил, чтобы ты сюда принес… И это… Не было тебя… Ну давай я подъеду куда-нибудь… Как тебе удобнее…

— Ну давай в понедельник после похорон я заеду в институт.

— Аркад, а вот можно… завтра? Я бы тогда в п-понедельник сдал Косачу…

— Ну хорошо, завтра, — я вздохнул, мне не хотелось появляться дома до похорон.

Мы договорились встретиться в метро, и Шуршик отвалил. В гостиной запели нестройными голосами «Ой, мороз, мороз», и тут же раздался дурашливый вопль подвыпившего Баранова, перекрывший хор: «Ой, понос, понос, не понось меня-а-а-а!» Кто-то заржал, послышался возмущенный вопль Ольги, и Баранова выпихнули в коридор.

— А, Аркад! — обрадовался Баранов, увидев меня. — У меня к тебе дело на сто рублей. Ты же у нас ботаник, да?

— В смысле? — спросил я ледяным тоном.

— Ну ты это… Курсовую по сопромату как?

— Я ее уже Шуршику обещал.

— Блин, какая сволочь Шуршик! — возмутился Баранов совершенно искренне. — Все, накрылась медным тазиком сдача в понедельник!

— А о чем ты раньше думал?

— Ты ботаник, тебе не понять. Стоп. А что у тебя еще осталось?

— Могу тебе свою зачетку отдать.

— Да на хер она мне нужна! Чего ты такой злой и жадный? Конспекты есть по матанализу?

— Есть. Кроме одной лекции, когда меня Макаровна выгнала.

— Ура, живем! Забито! С тебя конспекты!

— Хорошо, у нас завтра стрелка в метро с Шуршиком, подваливай.

— Завтра я не могу! — огорчился Баранов. — Завтра у меня это… Личная жизнь намечается.

— Значит через Шуршика передам.

— Ага! — возмутился Баранов. — Он себе захапает!

— Ну это вы там с ним сами разбирайтесь.

— Ладно, разберемся. Спасибо тебе, ты меня выручил! — Баранов хлопнул меня по плечу и оглянулся. — Так, я забыл, где здесь сортир?

Он ушел. Из комнаты выполз Серега, лицо его было красным, он держался за стенку.

— А, блин, Аркадий! — произнес он заплетающимся языком. — Стой, послуш… Ик! Послуш… Вот скажи, вот я тебе друг?

— Друг.

— Прально! Пойдем выпьем.

— Я не пью.

— Ты охренел? Тебе завтра в гроб, а ты не пьешь?

— Не в гроб, а в мир иной. Я не пью.

— Ты меня обижаешь! — насупился Сергей. — Я тебе друг?

— Друг.

Сергей обнял меня за плечи, навалившись.

— А вот Лебедев — с-сука. Он про тебя знаш-ш-што говорил когда ты к нам на Новый год не приехал?

— Серега, прекрати.

— Ты-ы-ы… — Сергей помахал пальцем перед мои лицом. — Ты мне рот не затыкай, понял? Я тебе друг — ик! — каких поискать мало! Тебе завтра в гроб ложиться, а ты мне, живому, рот затыкаешь. Не дело это, понял? Пойдем с тобой выпьем!

— Я не пью.

— А я хочу! Имею право выпить с трупом друга!

— Я не пью. И я не труп, трупы в морге лежат — иди туда и пей.

— Ты дурак! — обозлился Сергей. — Тебе же там, в гробу, никто больше не нальет. Ик! Там ты таких друзей не увидишь!

— Ага, в гробу я видал таких друзей, — пробормотал я в сторону, но Серега все-таки услышал.

— Вот так да? Вот все с тобой понятно. Вот ты и прояснился весь, блин! — казалось Сергей обрадовался. — Вот ты такой всегда и был. Эгоист! Инди… идиви… видуалист… инди… инди… иди в задницу короче, козел рогатый!

Я решил, что на сегодня с меня хватит, отпихнул его и вышел из квартиры Глеба, тихо прикрыв дверь.

Дома были отец с матерью, они что-то готовили для предстоящих поминок. Мать постоянно плакала, отец выглядел подавленным, но держался. Я было вызвался помочь им что-нибудь нарезать или там повертеть мясорубку, но они отказались, и я пошел в комнату слушать музыку. Вечером мы тихо, по-семейному посидели за столом, только мать все время плакала и причитала. Но все еще было ничего, пока я не рассказал по Михалыча и историю с модулем. Отец возмутился и стал ругать меня что я такой лопух — по его мнению, я должен был плюнуть Михалычу в морду и уйти, хлопнув дверью, пусть сам доделывает модуль.