«Компашка», или как меня выживали из СССР - страница 17

Я возобновил знакомство с Атабековым именно в этот момент, мы быстро сблизились, и казалось, что лучше дружбы не бывает. Каждый день Ося звонил мне, мы обговаривали разные дела. У него начались трения с коллегами в Университете, которые его тоща не приняли за своего. Я старался, чем мог, поддержать Осю: уговорил Турбина назначить Атабекова заместителем председателя нашего Совета (все-таки зав. кафедрой МГУ — не пустяк); познакомил Осю с заведующим сектором сельхознауки ЦК партии Ю. В. Седых. Позже, при новых выборах академиков и членов-корреспондентов ВАСХНИЛ, я уговорил Турбина представить кандидатуру Атабекова к выдвижению. Сделать это оказалось не просто. Атабеков, разумеется, кроме его агрономического образования, никакого отношения к наукам сельскохозяйственного профиля не имел, и мне пришлось провести много бесед с академиками, поодиночке уговаривая их поверить в то, что именно такой человек, как Атабеков, нужен сейчас ВАСХНИЛ. Использовали мы с Турбиным и партийный пресс. Мы получили в ЦК специальную анкету для утверждения Атабекова кандидатом к избранию, я заполнил эту анкету, дал Осе расписаться и отвез ее в ЦК. Через некоторое время Атабеков был рекомендован ЦК к избранию, и это очень помогло в последнюю минуту, когда выяснилось, что после первого тура он все-таки не добрал двух голосов. Тогда Президент Лобанов — истовый службист, для которого бумага из ЦК была абсолютным приказом, — распорядился привезти на своей машине сказавшихся бальными академиков ВАСХНИЛ Цицина и Ольшанского, затем наорал на них в моем присутствии, нажимая на то, что они члены партии и одобрение ЦК партии должно быть для них приказом, и буквально принудил проголосовать за избрание «кандидата ЦК партии».

Вечером Ося накупил закуски и выпивки и приехал к нам домой с женой. Всю ночь мы, возбужденные победой, пировали. В это время подготовка к созданию Института уже шла полным ходом, поэтому естественно, что, в конце концов, беседа перекинулась на этот предмет. И вот тут разогретый винными парами сверх меры Ося выдал мне такое, чего я от него никак не ожидал. Тоном отца, наставляющего неумеху-сына на путь истины, он произнес такую тираду:

— А теперь выпьем за наш будущий институт. Ты давай двигай это дело. Понаоткрываем лабораторий, наберем народу, в Обнинске дач настроим и бань, будем туда развлекаться ездить. И вообще запомни — мы должны создать свою компашку в этом ВАСХНИЛе, да и на сторону уже пора поглядывать, я, например, раздумываю, как бы прибрать к рукам или Институт вирусологии АМН СССР, или Институт микробиологии АН СССР.

Он напомнил мне имя одного из тогдашних заведующих кафедрами биофака МГУ, который построил на госденьги латифундию на Севере и даже коров там держал, возил туда профессоров и студенточек. Ося повторил, что следовать надо примеру именно этого человека, а не тех, кто только о науке думает. Словосочетание «свою компашку» было повторено много раз.

Я был удивлен этим бредом, решил, что он — следствие излишнего количества выпитого, и начал ему возражать, рассуждая на тему о том, что надо постараться создать первоклассный научный центр, использовать Обнинск не для того, чтобы там дачи и баньки строить и на них развлекаться, а для преодоления запретов на прописку талантливых ребят, коих надо собирать со всей страны и приблизить к Москве.

Атабеков удивительно быстро протрезвел, приподнял очки, пронзительно на меня посмотрел и проговорил: «А я смотрю, ты опасный прожектер и, похоже, еще и дурак. Ну, как хочешь. Не желаешь свою компашку иметь — дело твое. И без тебя обойдемся». Я снова, помня многолетнюю дружбу, подумал, что размолвка несерьезна и случайна, ведь, кроме добра, Осе и его брату я ничего в жизни не делал.

Наутро первыми словами моей жены, присутствовавшей при этом разговоре, были слова тревоги. «Ты, кажется, очень ошибся в Атабекове, — сказала она мне. — Он очень опасный человек. Будь осторожен». Но я снова и ухом не повел. Каждый день наваливал столько хлопот, что я, если бы и захотел, вряд ли смог бы уследить за коварными шагами «компашки». Да как-то мне и в голову не приходило, что к каким-либо моим действиям можно придраться.