Композитор - страница 24

У Лимона были другие планы. По его замыслу Композитор должен был отвлекать игрой на гитаре рыночных торговок, а в это время Лимон с Гошкой шмонали под прилавками. Несколько раз это сходило с рук, но потом бабы раскусили фокус и дружно отколошматили пройдох. Марка почему-то не тронули, будто музыка создавала вокруг него кольцо защиты.

После неудачи троица по приказу Лимона сорвалась с насиженного места и пошла колесить по городам и весям. Марк к новым приятелям относился равнодушно, но каждое новое место давало ему возможность расширить границы бесконечного океана звуков.

Однажды весной 43-го в прифронтовой зоне после неудачного голодного дня Лимон с досады накинулся на Марка:

– Ну чё ты все слушаешь и слушаешь, Композитор? Чё ты уши как локаторы развесил на всю вселенную и спишь на ходу? Надо нюх иметь и глаза, чтобы жрачку найти, и еще быстрые ноги, чтобы смыться. А у тебя, кроме лопоухих ушей и кривой шеи, ни черта нет!

Сидевший сзади Гошка неожиданно схватил Марка за уши и стал их выкручивать.

– Сейчас я вмиг эти лопухи отвинчу, – смеялся он. – Мы их собакам скормим, да, Лимон?

Марк попытался завыть низким пугающим голосом, но Лимон его опередил. Кулак мелькнул перед носом и расквасил в кровь тонкие губы.

– Надоел ты мне, Композитор, и треньканье твое уже достало. Моцарт, хренов.

Лимон прыгнул на гитару. Бзинькнули лопнувшие струны, захрустела под ногами сломанная дека. А Гошка продолжал выкручивать уши, потом отпустил и резко хлопнул ладонями с двух сторон по голове. От громкого хлопка Марк на время оглох. Это состояние испугало его так сильно, как никогда в жизни и ничто не пугало. Скорчившись, он шлепнулся на пол с зажатыми ушами. За минуту полной тишины он познал всю глубину и ужас возможной трагедии.

Когда слух постепенно вернулся, Марк встал и с каменным лицом сообщил:

– Я знаю, где можно взять еду.

– Ну, выкладывай.

– Корпус мехзавода помните? Там лежат ящики. С консервами.

– Откель знаешь?

– Днем, когда мы разбежались, заприметил.

– Чего ж раньше молчал!

– Завод охраняли. Но сейчас вся охрана эвакуирована. Слышал, поезд отошел? А два ящика забыли. Они там. Их можно взять.

Ребята в каждом городке устраивались рядом со станцией – самым людным и хлебным местом. Ушедший на восток поезд слышал даже Лимон.

– Пошли, – скомандовал он. – Если соврал, уши оторву.

Каким-то чутьем Лимон угадал самую страшную угрозу для Композитора.

К заводскому забору подошли в сумерках.

– Где? – спросил Лимон, просунув голову в дыру в заборе.

– В правом углу, у стены, под балкой, – указал Марк.

У проходной суетились несколько военных.

– А эти еще здесь, – вздохнул Гошка. – Увидят.

– Если с той стороны заходить, не увидят. Кроме них никого не осталось, – убедительно сказал Марк. – Вы давайте кругом и внутрь. Я здесь на шухере постою. Если кто из охраны сунется, я каркну вороной.

– Ништяк, – похвалил Лимон. Он знал об умении Композитора подражать разным животным. – Гошка, за мной.

Ненавистные приятели ушли. Марк привалился к стене и привычно погрузился в океан звуков. Он четко «видел», как Лимон и Гошка беспрепятственно прокрались в заводской корпус, как увидели два ящика в углу и похвалили Композитора: «Не соврал». Затем Лимон наклонился, чтобы снять крышку. Он даже успел удивиться и понять, что за провода тянутся из ящика, и почему точно такие же ящики стоят в каждом из углов здания. Лимон был сообразительный и не стал тратить время на дурацкий вопрос Гошки: «Ну, что там, тушенка или кильки?». Он оттолкнул напарника и побежал к выходу. Лимон бежал так быстро, как не бегал никогда.

Но это его не спасло.

Командир взвода саперов отдал приказ точно в назначенное время. Марк подслушал его еще утром. Солдат интенсивными движениями раскрутил ручку магнето и рывком повернул рубильник. Электрический заряд мгновенно пронесся по проводам к детонаторам. Здание встало на дыбы и осыпалось грудой щебня и бетона.

Командир отряхнул пыль с фуражки и похвалил подчиненных:

– Хорошая работа. Народное добро мы фашистам, шиш, оставим!

После долгих скитаний по стране повзрослевший Марк Ривун в феврале 1945 года оказался в Москве. Столица ничем не удивила худого долговязого юношу, много повидавшего за смутные военные годы. Все тот же городской набор звуков, порождаемый жизнедеятельностью людей, только гуще наслоенный друг на друга и причудливо перемешанный. Разве что каменные мостовые в большом городе были почище да обувь у москвичей получше, оттого и каблучки с набойками цокали звонче и радостней. И еще под землей гудело метро. Марк подошвами чувствовал, как на глубине вибрируют стальные рельсы под проносящимся составом или дышит пустотой рукотворный тоннель. Спустя две недели пребывания в городе, он мог бы обозначить все подземные коридоры, даже закрытые и секретные, предназначенные для тайной эвакуации вождей из Кремля.