Компьютерра, 2007 № 38 (706) - страница 32

- У меня два ответа. Первый - у Юрия Тынянова в книжке про Грибоедова ("Смерть Вазир-Мухтара") есть такая фраза: "где кончается документ, я начинаю". В данном случае "документов" мало. Есть только реконструкции, пусть и правдоподобные. От моста между обезьяньей коммуникацией и нашей остались только обломки с двух сторон обрыва. Все промежуточное рухнуло. Промежуточные формы вымерли. Вот если удастся обнаружить популяцию реликтовых гоминоидов (снежных людей, условно говоря) - это может пролить свет на промежуточные этапы. Но мы можем и реконструировать эти этапы, причем все точнее и точнее - ведь мы все больше узнаем о том, как функционирует язык, где в мозге хранятся значения слов, как распознаются формы слов, все больше узнаем об обезьянах и об ископаемых людях. Недавно, например, удалось отменить гипотезу "мозгового рубикона", которая гласила, что язык появляется, когда мозг достигает объема 750 кубических сантиметров. Она рухнула, когда были обнаружены индонезийские "хоббиты" - хотя их мозг заметно меньше нашего (пропорционально росту), это все равно были настоящие архантропы, мало чем отличающиеся от них по характеру материальной культуры. Так что приходится пробавляться реконструкциями, но возможное поле для них усыхает, как шагреневая кожа. Это первый ответ.

А второй?

- Второй ответ - о подходе к "отслеживанию этапов". Очень заманчиво попытаться создать и изучить сообщество говорящих (на каком-то из языков-посредников, ASL или лексиграммами) обезьян. В книге Зориной и Смирновой упоминается, что по мере завершения проектов обезьяны продолжают жить в исследовательском центре, образуют сообщества и ведут себя уже не вполне по-обезьяньи - например, рассматривают иллюстрированные журналы, комментируя их себе и другим. Если бы удалось создать такое самоподдерживающееся сообщество, это был бы большой шаг вперед. Пока, однако, все эксперименты проводились с отдельными животными. Язык же характеризует сообщество в целом. Нам нужно живое коммуникативное сообщество, развивающееся в направлении от неязыка к языку.

Но ведь эти обезьяны будут использовать уже готовый язык, который им дали исследователи?

- Да, мы даем обезьянам заведомо чужой язык, и при незнании все эти значки или жесты можно рассматривать как орудия воздействия - не как знаки. Тем не менее было бы важно проследить за развитием такой популяции в течение многих поколений. Мы бы увидели процессы самоорганизации языка, могли бы их анализировать - на носителях, языком не владеющих. Прежние языковые эксперименты с обезьянами показали, что по когнитивным способностям, по интеллекту они вполне подходят на роль пользователей языка. Новый эксперимент показал бы, могут ли они язык развивать и совершенствовать. Но поставить такой опыт очень сложно технически. Обезьяны живут долго, часто болеют, медленно размножаются. Говорящих обезьян пока слишком мало, гораздо меньше пятидесяти - минимального размера жизнеспособной популяции крупных млекопитающих. А нужны тысячи таких обезьян - ведь язык становится преимуществом для выживания только в мощном сообществе. Это преимущество не для особи! Для отдельной особи коммуницировать - только риск и затраты энергии. Вот сообществу из десяти тысяч обязьянолюдей будет очень выгодно, если в нем появится язык. В общем, думаю, такие эксперименты пока не планируются. Тем более что тем, кто дает деньги, не очень понятно, зачем это нужно.

Хорошо, а теперь давайте с другой стороны обрыва подойдем. Как далеко в прошлое прослеживаются корни человеческих языков? Откуда их многообразие?

- Строго говоря, это вопрос к лингвистам, но общая картина сегодня представляется такой: был единый праязык, он распространялся, образовывались изоляты, в них накапливались изменения, как, скажем, в русском, украинском и белорусском. Родословное дерево языков строят, исходя из предположения, что одинаковое число замен накапливается за одинаковый промежуток времени. Есть так называемые списки Сводеша (это крупный лингвист) - списки базовой лексики (земля, вода, огонь, хлеб…) разных языков: немецкого, английского, голландского, готтского, шведского, датского… По ним смотрят, сколько где замен накопилось. Получается матрица сходств-различий, по которой строится дерево языков, и, изучая изменения в родственных языках, можно реконструировать праязык - прагерманский, праславянский и т. п. Тут очень большие достижения были у советской лингвистики - удалось показать объединение индоевропейских, уральских, алтайских языков в одну ностратическую семью, родство кавказских языков, языков синотибетской группы (китайский, тибетский, некоторые бирманские) и языков енисейской группы (в ней сейчас только кетский язык, остальные четыре языка вымерли) - в сино-кавказскую семью. Языки мира постепенно стягиваются в такие вот макрообъединения.