Комсомольский комитет - страница 38
— Ты уверен, что лучшая?
— Уверен.
— Ох, доверчивая молодость! — покачал головой Пурга.
— Артем Семенович! Да ведь люди ее знают. Да ведь и не верить людям — тоже плохо, наверно? Другое дело — верить надо, проверяя. А я пока в принципе советуюсь, как вы на это дело посмотрите? Да и решать будет заводской комитет.
— Наконец-то! — облегченно сказал Пурга. — То-то, что комитет. Ты еще комсомольское собрание на заводе собери, у комсомольцев спроси: захотят ли они Куренкова снимать?
Пурга хмыкнул, продолжая буравить Игоря своими острыми глазами. Потом спросил:
— Ну так что ж ты в ней нашел, в этой Цылевой?
— Артем Семенович! Почему так скептически? Как будто бы на Куренкове свет клином сошелся? Вы думаете, Соня одна такая? Ну, хорошо, не Цылева… Давайте смотреть еще людей… Вы думаете, мало на кабельном заводе людей, которые лучше Куренкова? А Соня, это девушка, которая… которая прежде всего не успокаивается ни на минуту. Она людей организовать умеет!
— Научи этому Куренкова.
Игорь пожал плечами.
— Учить надо. Но все-таки, мне кажется, учить, что если в общежитии плохо, то надо тотчас пойти и помочь, а если цеховой секретарь не написал плана работы, то надо заставить его написать, — простительно этому учить рядовых комсомольцев. А если руководитель такой большой организации этому за полтора года не научился, что ждать от него?
Пурга помолчал.
— Ясно. Возражаете?
Вместо ответа Пурга поднял телефонную трубку. Поворот рычажка, и он нетерпеливо сказал телефонистке:
— Болотникову мне, из кабельного завода. — Пурга смотрел, казалось, мимо Соболева, но в то же время Игорь знал, что ни одно движение его мускулов, передающее оттенок чувств, не ускользало от него. — Здравствуй, Настасья Петровна. Как дела?
Пурга внимательно слушал, кивая головой, из коротких вопросов его Игорь понял, что завод по-прежнему дает много брака и что Пурга положением дел очень недоволен.
— Еще вот что, — сказал Пурга в телефон Болотниковой. — Цылеву знаешь? Уж не знаю, беленькая или черненькая… Да, да, из механического. Что? Так… так…
Пурга довольно долго кивал головой, наконец положил трубку.
— Ну вот, видишь, Соболев, — сказал он, — ты Цылеву хвалишь, а Болотникова говорит, что она легкомысленная, самоуверенная девчонка.
Игорь вспыхнул.
— У Цылевой есть, конечно, недостатки, но зато сколько у нее инициативы, того самого огня, без которого немыслима комсомольская работа. Ее надо воспитывать, растить, но заботливыми, любящими руками.
— Так, так, — холодно сказал Пурга, — значит, сегодня из комитета, а завтра в комитет, да еще на секретаря рекомендовать.
Игорь решил, что больше отнимать время на споры нельзя.
— Значит, возражаете, — Игорь почувствовал, что крови прихлынуло к его щекам столько, что щеки словно ожгло.
Скрипнув, отворилась дверь кабинета, но ни шагов, ни голосов не было слышно, Игорь невольно обернулся. От дверей по ковру медленно шел мальчуган лет пяти. На меховой шубке его блестел подтаявший снег, а у рукавов на тесемках забавно болтались снятые рукавички.
— Вот видишь, Пуржонок пришел, — сказал Игорю Пурга, улыбаясь отеческой, любящей улыбкой, вставая и подходя к мальчику. — Ты почему же не в садике?
— Ка-лан-тин, — выговорил Пуржонок вместо «карантин», тоже улыбаясь и болтая рукавичкой.
— А мама где? Верно, в горком пришла? Поди к ней.
— Папа, я здесь хочу. Папа, а у нас в садике…
— Что же у вас в садике?
— Медвежонков купили! Плюшевых.
— Да ну? Вечером расскажешь. К папке нельзя, папка работает, — сказал Пурга и, легонько и нежно взяв мальчика за ручку, повел его к двери.
— Меньший мой, — пояснил Пурга, подходя к Соболеву. — Старший уже в институте учится. Да ты сиди, сиди.
Пурга тоже сел.
— Ну? — сказал он Игорю, и в глазах его Игорь увидел улыбку. — Ох, горячий комсомол! Молодец! По секрету тебе скажу, — Пурга засмеялся, — что из павловских секретарей первого такого вижу — упрямого, как тысяча чертей. Присылай завтра ко мне твою Цылеву. Вечером, часиков на восемь. Обещать не обещаю. Познакомлюсь. Личное дело ее пусть принесут. Признаюсь, если бы не эта твоя убежденность, я бы и слушать не стал.