Конь с золотым седлом - страница 12
— Табэка я не будил, — разъяснил Хансав.
— Табэк! — позвали мы.
— Сейчас догоню, — послышался в ответ голос Табэка.
— Мы не трусы! — заявил Гиги.
— Да, не трусы! — поддержал его Бачо. Хансав с улыбкой отвернулся.
Табэк присоединился к нам. Отец молча погрозил ему пальцем.
Перевалили ещё три горы. Поднялись почти под облака. Ноги наши уже едва двигались.
— Сейчас идти осторожно! — предупредил Хансав и пошёл впереди всех. — Табэк, иди сзади!
Мы уже еле бредём. Хансав то и дело останавливается, с едва заметной улыбкой подаёт ребятам руку, помогает забраться на кручу. Только Табэк идёт сам, и отец не подаёт ему руку. Упрямый парень Табэк — в отца.
Вот ледник встал над самыми головами. От него тянет холодом. Поля и кустарники остались внизу.
— Скоро рассветет, — сказал Хансав. — Будем ждать здесь.
Мы так и повалились на камни. Хансав с усмешкой покачал головой. Табэк сидел на камне, тоже чуть-чуть улыбался, глядя на нас. Хансав закурил, пустил струйку дыма и проводил её взглядом:
— Хорошо! Ветерок из ущелий струится на нас, а не от нас.
Мы ничего не поняли, но согласились: раз Хансав говорит — хорошо, значит, хорошо.
— Вон за теми скалами, — показал Хансав впереди себя, — живут туры, и на рассвете они спускаются сюда к россолам. Это такая кисло-солёная вода, сочится там вон, у подножия скал. — Хансав указал каждому из нас место и попросил не шевелиться, не разговаривать и, если покажутся туры, ни в коем случае не стрелять без его знака. — Ни в коем разе! — повторил он строго.
— Откуда покажутся туры?
— Сверху, сверху, — махнул рукой на горы Хансав. — Тише!
За скалами небо слегка окрасилось зарёю, и луна стала линять. Вверху делалось всё светлее, но внизу, у россолов, всё ещё лежала темнота, и в ней сонно бормотал родник.
— Скоро сойдут туры! — прошептал Хансав. — Мы должны ждать, пока приблизится вожак туров и приготовится к прыжку. Хорошо смотрите и запомните это место.
— Ладно.
Мы ничего не видели и не слышали, а Хансав насторожился:
— Идут!
У меня сердце начало биться быстро-быстро, и я напряжённо смотрел вперёд, на скалы, которые с восточной стороны осветились зарёю — но ничего там не увидел.
— Не вижу, — сглатывая слюну, прошептал я.
— Выше смотри! Ещё выше! Между выступами вершин…
Я ещё пристальней всмотрелся в выступы и различил что-то согнутое, наподобие ветки. Эти ветви чуть покачивались.
— Идут! — уронил Бачо.
— Вижу! — чуть не крикнул Гиги.
— Ч-ш-ш-ш!..
Сердце у меня так стучало, что я боялся, как бы осторожные туры не услышали этот стук, и задерживал дыхание. Вот показалась и голова тура-вожака. Он стоял на освещённой зарёю вершине неподвижно. Он слушал, и раздвоенные рога его касались алой зари.
И тут я понял, почему запрещают охотиться на туров. Это же красота гор! Красота ледника! Алой зари и восходящего солнца! А красоту убивать нельзя!
Тур стоял величаво, с раздвоенными рогами — гордый сын гордых гор! И казалось, гора тоже была величавая и гордая. И ледник был гордый. И всё было ещё красивей и осанистей, и никто, наверное, не видел такого восходящего солнца и зарева, горящего на рогах у тура!
«Нет! — сказал я себе. — Я не выстрелю в тура, если даже Хансав прикажет, всё равно не выстрелю. И Бачо не должен стрелять в тура, и Гиги, и Табэк тоже. Если убить тура — скалы потеряют красоту, ледник потеряет красоту. Солнце потеряет красоту!»
Тур спрыгнул со скалы и остался на выступе. Следом за ним из-за скалы, сейчас же, высеклось несколько турьих рогатых голов. Ещё ниже спустился вожак-тур и остановился. Слушает! За ним спускался табун. Но замирал вожак — замирал табун.
Когда туры устремились к кисло-солёной воде, уже заметно потеснилась темнота из ущелий и источник стал виден.
Туры долго, с наслаждением пили. Маленькие дети туров, дети гор, напились первыми и стали бодаться, играть, прыгать. Не пил только вожак. Он стоял подняв голову, чутко вслушивался. Но вот напилось всё стадо. Вожак наклонился, сделал несколько глотков и быстро пошёл вверх, в горы.
— Тура, который идёт следом за вожаком, видишь? — осторожно прикоснувшись к моему плечу, тихо спросил Хансав.