Конь с золотым седлом - страница 13

— Вижу!

— Возле его головы маленький выступ с трещиной видишь?

— Вижу.

— Хорошо запомни это место.

— Запомню, — ответил я, но про себя подумал: «Всё равно не буду стрелять!»

Туры поднимались всё выше и выше. И вот они уже на самой вершине. Там, на высоте, радуясь утру и солнцу, которое они увидели первыми, туры стали играть, ударяясь рогами в рога. Джах! — разнёсся звук по ущелью. — Джах! Джах! Джах! — щёлкали рога. Туры резвились. Они были хорошо видны.

«Хансав, не стреляй! Пожалуйста, не стреляй! — кричало моё сердце. — Утро ослепнет, источник высохнет, горы замолчат в печали… Не стреляй!..»

Взошло солнце. Вожак туров мотнул головой, и табун словно бы растворился в камнях, исчез.

— Хансав! — вскочил я.

— Хансав! — крикнул Абесалом.

— Ч-ш-ш! — остановил нас Хансав. — Помните, что я сказал?

— Помню, — сказал я и отыскал взглядом маленький выступ с трещиной, то место, где стоял тур.

— А ну, хорошо прицельтесь!.. И-и! Огонь!

Ружья разом и весело грохнули.

— Бу-бу-бух! — рявкнули горы.

— У-у-у-ух! — понеслось по дальним скалам.

— У-у-у-у! — откликнулся ледник.

Но они тут же успокоились. Видно, поняли, что дети их, туры, успели скрыться.

— Хорошо попали! — сказал Хансав, показывая на выступ, от которого отвалился камень и улетел в пропасть. — Не думал я, что люди из долины могут так хорошо стрелять. Считайте, что трёх туров вы уложили! — с хитроватой улыбкой закончил он.

Мы засмеялись.

— Почему смеётесь? — обиделся хозяин. — Правду говорю. Если б туры стояли там — убили бы? Убили! Так чего ж смеяться?

— Правильно, правильно, — поддержал я Хансава. — Мы добыли трёх туров. Но у гор не убавилось ни одного, и завтра они снова придут к водопою, украсят эти горы, будут радоваться новому утру. И мы тоже будем радоваться утру и этим горам, у которых есть красивые дети — туры!

— Так! — сказал Бачо.

— Правильно! — сказал Хансав и Абесалом, а Табэк ничего не сказал. Он-то лучше нас знал, что туров запрещено убивать законом, но если голод застигнет путника в горах, тогда он может добыть тура для того, чтобы не умереть. Но ни один сван не убьёт тура от безделья и озорства.

Ледник не видно — заволокло тучами. Тучи такие низкие, что если забраться на башню — головой коснёшься их.

Археологи тоже смотрели на небо, словно они были астрономами, а не археологами.

— Чего вы найдёте? — посочувствовали мы археологам. — Между прочим, вчера вы вели раскопки там, где, по рассказам ребят, Бимурза нашёл осколок креста. А вы ничего не нашли? Покопайте ещё. Вы народ терпеливый, сами говорили. А нам пора ехать. Письмо от Пипкии нас, пожалуй, здесь уже не застанет. Письмо от Мано мы уже получили. Она сообщила, что родился телёнок и она не знает, как его назвать. И ещё написала, что цыплёнок где-то поломал лапку. Мано его лечит. Словом, придётся нам расставаться.

— Ну что ж, — сказал профессор, — расставаться так расставаться. А мы остаёмся и непременно чего-нибудь найдём. Здесь когда-то была богатая крепость царицы Тамары, и в ней непременно что- нибудь сыщется. А как с Бимурзой? Он согласен ехать с вами или с нами?

— Согласия не давал, но не отказывался, — сказал я.

— Ещё поговорите, — посоветовал профессор. — Хорошо поговорите.

После обеда дождь перестал. Мы начали собираться. Хансав помялся и проговорил:

— Родственникам Бимурзы и всей деревне жалко отпускать мальчика, но если так лучше…

— Да, так лучше.

— Однако, если он не захочет ехать, мы насильно отправить его не можем.

— Вечером пойдём к нему и ещё поговорим.

И вечером мы снова пошли к Бимурзе и сказали ему, что завтра утром уезжаем.

— Завтра? — переспросил Бимурза.

— Да, завтра утром, — сказал я. — Собирайся, Бимурза. Вместе поедем. Тебе так лучше будет. Ты полетишь в Тбилиси… В самолёте летал?

— Нет.

— Нет ничего лучше самолёта. Кроме того, в Тбилиси ты можешь покружиться на карусели, ходить каждый день в кино и учиться на инженера или археолога.