Конан и Зерцало колдуна - страница 23

— Сердце украли воры из Шадизара. Настоящие профессионалы. Лучшие из гильдии воров всея Заморы. — заявил генерал Гавер и спустя мгновение добавил, как само собой разумеющееся:

— Я просчитал.

— Лучше бы ты просчитал, как нам его побыстрее вернуть в Аквилонию. — вздохнул Акула.

— Дело говоришь. — кивнул Конан. — Королевство нельзя надолго оставлять без короля.

— И это слова варвара? — удивилась Капна.

— Это слова короля! — заверил её Конан.

Закончив с трапезой, усталые путешественники отправились отдыхать. Конан прямо на траве посреди поля расстелил походный плащ, улёгся и через мгновение уже спал. Капна не переставала удивляться его варварской привычке — мгновенно засыпать и столь же мгновенно просыпаться. Именно это качество не раз спасало Конану жизнь, и именно оно сделало возможным пройти весь долгий путь от хижины в горах до королевских покоев в блистающей Тарантии, ибо ещё ни одному злоумышленнику не удалось застать варвара спящим и убить во сне. Акула, Гавер и Катамаи Рей также как и Конан, устроились на земле, завернувшись в походные плащи. Капна осталась в дозоре, и через четыре часа ей предстояло разбудить кого-нибудь себе на смену.

Спать ей не хотелось, а поразмыслить было над чем. Аластор! Сомнений нет, что без его вмешательства здесь не обошлось. Проклятый талисман был нужен, по крайней мере, трём претендентам, которые, судя по всему, одновременно начали на него охоту. Но кто из трёх негодяев перехватил инициативу в этой эстафете? В чьи алчные лапы «сердце» стремилось в данный момент? Что мог артефакт дать каждому из них? Над этим и предстояло поломать ей голову, пока её не сменят на часах.

Тот-Амон, вне всяких сомнений, искал могущества, с «сердцем» в руках он мог бы возвыситься над конкурентами и триумфально вернуться из опалы, отомстив царственному дому, короли-колдуны которого низвергли его и вынудили бежать из страны. Тутхемес — нынешний король Стигии опасался усиления власти Тот-Амона в мире магии и знал, что только магический артефакт такого уровня мог сделать это возможным и потому стремился завладеть им сам. Ни тот ни другой не ведали об истинной природе магической мощи сердца Аримана. Это радовало. Но Аластор — совсем другое дело. Кто и мог бы использовать «сердце» по назначению, так это именно он, чего и боялась Капна, ибо Аластор из всей этой злополучной троицы являлся самым опасным и непредсказуемым врагом. В своё время Катамаи Рей не сумел уничтожить его, поскольку Аластор бежал с поля боя. Вероятно, мерзавец этого не забыл, и долгие годы вынашивал планы мести магу, низложившему его. Но и это не было пределом его желаний. Исполнением мести его далеко шагающие планы не ограничивались. Победа Катамаи Рея похоронила его мечту захватить их мир. Так, что же, собственно, мешало ему предварить задуманное здесь? Заполучив камень, он станет обладателем неограниченной власти, могущественный артефакт возвысит его над магами «Чёрного круга» и сделает верховным правителем Хайбории. Тогда уже не будет сил, способных противостоять его алчности, амбициям и жажде власти. Став обладателем сердца Аримана, Аластор, с присущими ему хитростью и коварством, а так же острым умом, наделённым тайными знаниями, дерзнёт-таки бросить вызов самим богам. И кто знает, потерпит ли он поражение на этот раз? Реальная угроза превращения Хайбории в преисподнюю, подвластную прихотям Аластора, вынуждала Капну пойти на крайние меры и использовать высшую магию. Это опасно, но другого выхода, похоже, мерзавец не оставил. Что ж, на войне все средства хороши!

— Не спиться? — Капна заметила мельтешение в траве, это Катамаи Рей ворочался и никак не мог заснуть.

Колдун сел рядом с сестрой к костру и, глядя сквозь весело потрескивающее пламя, в задумчивости произнёс, говоря на шумерском:

— Помнишь бой с Конаном?

— Ещё бы мне забыть такое. — ответила Капна на том же диалекте, догадываясь, что брат не случайно заговорил именно на нём.

— В чем моя ошибка? — пытался разобраться Катамаи Рей.

— Не знаю. — пожала плечами Капна, уходя от прямого ответа.

— Но ведь я потерпел поражение. — заключил Колдун. — Ничьёй это не назовёшь.