Конармия - страница 10

— Обратите внимание, князь, — сказал Сарсинов, — это дед Куняр, самый старый человек в этих краях. Говорят, ему сто с лишним лет. Был ординарцем у Скобелева.

— А под старость выжил из ума и связался с большевиками, — подхватил Тундутов. — Ну, туда ему и дорога… Сотник Красавин, потрудитесь допросить.

Красавин подошел к деду Куняру.

— Ты укрывал их, старый дурак? — спросил он, прищурившись.

— Укрывал, — твердо ответил старик.

Сотник выхватил револьвер и, не целясь, выстрелил в лицо казака. Тот подогнул колени, сделал слабое движение рукой, словно хватался за воздух, и медленно опустился на снег.

Негодующий ропот прошел по толпе.

— Зачем старика убили?

— Неправильно!

— Опричник!

Красавин быстро повернулся, но тут же попятился, увидев возмущенные лица. Народ стеной шел на него.

— Бей его, братцы! — крикнул молодой казак-фронтовик, бросаясь к Красавину.

Но уже со всех сторон бежали белые, щелкая на ходу затворами винтовок. Со стороны церкви беглым шагом приближалась офицерская рота. Иона Фролов, вспомнив былое, бил по головам людей рукояткой револьвера.

— А ну, куды прешь?! Осади!..

— Что это вы, сотник? Разве можно так? — говорил по-французски Тундутов Красавину. — Вы же отлично знаете, в каком почете у них старики. Надо же, черт возьми, понимать, с кем вы имеете дело!..

Лучина вспыхнула и погасла. В хате стало темно, и только замерзшее окно продолжало неясно светиться под перемежающимся голубоватым светом луны. На улице проносился порывами ветер. Начиналась метель.

— Егорка, опять свет упустил! А ну, вздуй лучину! — сказал в темноте старушечий голос.

У печки кто-то завозился, шумно дыша. Угли заискрились, замигали, как шакальи глаза. Потом загорелся тоненький огонек, осветив мальчишеское лицо с надутыми щеками и падающими на лоб светлыми волосами. Постепенно из мрака выступила вся внутренность низенькой хаты с большой русской печью, широкой кроватью, столом и двумя лавками. На одной из них сидела повязанная платком худая старушка. Тут же оказалась и девочка лет четырех, во все глаза смотревшая на бабушку.

— А потом, бабуня? — спросила она.

— Потом? — Старушка ласково взглянула на внучку. — Потом Серый волк повез на себе домой Ивана-царевича и вместе с Аленушкой… А тут и сказке конец.

— Ну да! Так он и повез! — горячо заговорил Егорка. — Наши табунщики волков плетями секут. Как он какую овцу схватит, а они за ним на конях. И бьют и бьют его смертным боем, покуда он сдохнет… А то — верхом повез! Как бы не так!..

На улице один за другим глухо прокатились два выстрела.

— Царица небесная, матушка! — Старушка с осуждающим выражением на старом лице покачала седой головой. — Опять кого-то колотят…

— Сколь народу поколотили, — подхватил Егорка. — А этот, главный начальник, Тундуткин, самолично двух наших шашкой зарубал.

В окно кто-то стукнул.

— Это кто ж такой? — Старушка подняла голову и прислушалась. Стук повторился. — Егорушка, открой, — быстро перекрестившись, сказала она.

Вместе с седым облаком морозного пара в хату вступил крупный человек в окровавленном нижнем белье. Держась рукой за стену, он сделал несколько неверных шагов и тяжело опустился на лавку. Теперь стало видно, что его голова со слипшимися волосами была покрыта сплошь кровавой корой. На обмороженной черной щеке шла наискось глубокая ссадина.

— Это чей же? — с испугом спросила старушка.

— Воды, бабуся, — не отвечая на вопрос, попросил человек.

Старушка вскочила, трясущейся рукой почерпнула из ведра и подала ковшик. Раненый жадно пил, булькая в горле водой. Выпив ковшик, он благодарно взглянул на старушку и попросил еще. И уже после четвертого ковшика шумно вздохнул и сказал:

— Не здешний я, бабушка. Как хотите — заявляйте, если боитесь, я от вас не пойду.

— Да что ты, родной мой! Да неж мы нехристи какие, человека губить! — Старушка махнула сухими руками. — Эка тебя изуродовали! — говорила она, не сразу заметив, что раненый медленно валится на лавку. — Постой, постой, сынок, сейчас фельдшерицу позовем… Егорушка, беги за Катериной Миколавной, скажи: бабка, мол, помирает. А об этом ни-ни!

Егорка блеснул живыми глазами на раненого, кивнул головой и шмыгнул за дверь.