Концерт в декабре - страница 6
Это было давно. Сейчас ты носишь короткую стрижку, и не жалеешь, что однажды, поддавшись порыву, обрезал те вьющиеся локоны. Все лишнее нужно отсекать, отрубать. Так проще не бояться прошлого.
В гостиной слышны голоса, звучит музыка – что-то неоднозначное, колеблющееся. Наверное, Enigma – тонкий женский голос обладает потрясающим обаянием, эту группу очень любит Артем. Закрываешь глаза и представляешь, как парни сидят на мягких диванах, едят пиццу, запивая ее соком и кока-колой, весело болтают, обсуждают предстоящий концерт. Ты так и видишь, что Рыжик развалился в большом кресле, непринужденно расставив ноги в стороны – он везде и всюду чувствует себя как дома, и эта черта его характера импонирует тебе больше всего; Темыч, наверняка, вытянулся по стойке «смирно» - он никак не освоится в группе, и чувствует себя нормально только рядом с Рыжиком. А что делает Сашка… Ты видел его перед тем, как пришли гости – на нем была свободная майка, не скрывающая сильных плеч и рук, потертые узкие джинсы, сидящие низко-низко на бедрах, черные волосы он повязал косынкой, а глаза подвел карандашом – после тура он не может представить себя без мейка. Может, и правильно: такой необычный разрез темно-зеленых глаз нужно подчеркивать, делать их еще ярче, еще выразительнее. Но для тебя это уже мелочи. Ты любишь брата таким, каков он есть – толстого или худого, в бороде или лысого, с макияжем или без. Бывает же так, что, повзрослев, братья и сестры расстаются – расходятся их жизненные пути, появляются свои семьи. А вы – пока вместе.
Упираешься лбом в дверной косяк, тихо молишь: «И даст бог, так будет всегда».
Ты не задумываешься о ходе и природе своих мыслей. Строго говоря, не братские это мысли, совсем не братские… Не родственные…
Тебе все равно. Просто за закрытыми веками ты легко представляешь, как он забирается на диван с ногами, откусывает кусок за куском пиццу, вытирая полные губы ладонью, смеется низким, глубоким смехом, от которого у тебя мурашки по коже. И его глаза блестят. И от него вкусно пахнет – чем-то теплым, родным.
Кусаешь губы: ты пообещал спуститься вниз сразу после того, как примешь душ. Уже и душ успел принять, и обсохнуть – парни, наверное, вовсю удивляются, где тебя черти носят.
А силы воли не хватает, чтобы присоединиться к ним. Точнее, сила-то есть, вот воли маловато.
Сначала приглушенные, а потом гулкие шаги по лестнице:
- Брателло, ты заснул?
В темном проеме стоит Сашка.
Быстро сглатываешь:
- Уже иду.
Он внимательно смотрит, и тебе хочется исчезнуть с земли, только бы избежать этого проницательного взгляда:
- Что с тобой такое происходит? – тихо спрашивает он. Интонации в голосе меняются, и ты, чувствительный к малейшим нюансам, так остро ощущаешь это, что хочется кричать. Хриплый, низкий… Брат подходит близко, на расстоянии вдоха-выдоха. – Ты хорошо себя чувствуешь, малыш?
И какая разница, что между вами три года? Всего три года, но ты всегда чувствовал себя с ним как за каменной стеной – сколько раз он вытаскивал тебя из различных передряг, дрался с уличными мальчишками наравне с тобой, помогал, защищал, оберегал.
Любил…
Сашка осторожно касается твоей щеки одними пальцами, проводит по коже, убирая за ухо непослушную прядь. Ты готов поклясться, что ощущаешь все эти прикосновения как ожог первой степени. Пальцы оставляют следы на коже.
Пальцы оставляют шрамы на душе.
Вдруг резко, порывисто хватаешь его за руку:
- Ты…
Замирает. Замираете оба, внимательно глядя друг на друга.
Поединок, где нет и не будет выигравших.
- Бро… Любишь меня?
Голос дрожит. Страшно.
В конце вы оба проиграете.
- Ромка, - у него перехватывает дыхание, и на секунду, которая кажется тебе вечностью, с его лица слетают все привычные маски, и оно становится беззащитным, как у ребенка. – Ром…
В зеленых глазах загораются красные огоньки – стоп, опасность. Назад пути нет, и не стоит говорить об этом.
- Брат, ну конечно люблю, о чем ты?
Все, снова маска. Почаще бы видеть его настоящего, без той паутины лжи, которой они опутали себя когда-то. Миг правды был таким коротким… Больше Сашка не позволит себе подобной оплошности. От сознания этого хочется плакать.