Кондромо (СИ) - страница 11

— М-м-м, мать, хле-еб сегодня!

— Да? — отвечала Настя. — Я маленько по-другому закваску сделала…

— Ты как делаешь? — спрашивал Витя, и она объясняла, а он пристально слушал и кивал: — Но-но, правильно. Ну давай, мама! — и поднимал кружку кисло-сладкой, шипучей браги и чокался с Настей, и, привстав, целовал ее в губы, а другой рукой теребил Мишкину макушку. А выпив, закусывал пельменями и продолжал: — Эта дорога, ну я тебе говорил, край тундры, дает хорошо, я ее продлю. Ну иди, иди ко мне, Мишастый, маме помогаешь? По-мо-га-ешь? А снег ешь?

А Настя отвечала:

— Помогает, только не слушается. Да, вот что, Витя, мыши меня заели наглухо. Кричи Окоемову, пускай нам кота присылают. Когда они летать-то будут?

Витя выпивал еще кружку и неторопливо включал рацию.

— Шестнадцатый! Шестнадцатый — Кондромо! Мужики, помолчите маленько! Шестнадцатый Кондромо!

— Земляк-Шестнадцать, тебя Кондромо вызывает!

— Да! На связи, Кондромо! Как дела у вас?

— Нормально! Михалыч, ты меня хорошо понимаешь? Ты, это, когда облет будет, пришли кота мне, понял, да?

— Не понял, забили! Повтори!

— Кота! Ко-та! Кошака!

— Ково! Ишака?

— Да! Да! — заорал главный острослов с позывным Ветвистый. — Имя2 двух скотин мало! Ишака просят!

— Ну все, подцепились, — покачал головой Витя. — Шестнадцатый! Кота! Кота, японский бог! Кузьма! Ольга! Татьяна! Андрей! Котяру! Понял? Котофея! И спирта бутылку! Ветвистый, продублируй!

— Ну понял, понял, Кондромо, — улыбающимся голосом ответил Окоемов. — Тебе какой масти-то?

Тут началось:

— Бурмалинова с продристью!

— Серого в яблоках!

— В грушах, Девятый! В грушах!

— Баргузу! Первый цвет!

— Кондромо, валерьянку готовь!

— Не присылай, Шнадцатый! Он его сразу на пялку, как соболя!

— Околебали с этим Кондромо, — встряла чья-то рация со сбитым тембром, так что голос был смешно басистым и сипло-дрожащим, — мы месяц без сахара сидим, медведь разорил, а имя котов возят!

— Михалыч, жирного не отправляй, съедят!

Виктор попробывал сменить тему:

— Земляк-Шестнадцать — Кондромо!

— Отвечаю, Кондромо!

— У вас чо там творится? Самолеты уже садятся на лыжах?

— На коньках, Кондромо! — орал Ветвистый — Ты лучше скажи, какой породы киссинжера везти?

— Сибирского!

— На хрен сибирского, он всю накроху сожрет и в деревню свинтит!

— А по дороге путики мои обчистит!

— Кондромо! Бери африканского, лысого! У него блох меньше!

— Брось, Пятый! Блохи — тоже мясо!

— От черти, — сияя глазами, проворчал Витя, выключил рацию, а когда включил через час, из нее доносился чей-то обстоятельный голос:

— Они его, интересно, как попрут, на подвеске? Ведь раскачает — бросать придется!

— На подвеске, Островная! — вопил сиплый. — На подвеске бащще! В салоне-то порвет всех! Это ж зверь!

— Баще, если бы вы все помолчали, — сказал Витя, выключая рацию. — Представляешь, что будет, когда они повезут!

Кота привезли пуржистым вечером, вертолет, сияя огнями, долго заходил на посадку и, сидя, колыхался и грохотал лопастями, пока шел моментальный обмен мешками — Витя сунул свой с пушниной, а ему сунули другой, мягко шевелящийся с твердым булькающим привеском, и проорали на ухо: «Барсик!»

Выскочив из мешка, Барсик забился под кровать.

Потом заваливал лыбящийся Пронька.

— Ну как, охотник?

Выслушав рассказ о «задавной кедровке», лезущей в капканья, и о происках росомахи, которая собрала с путика соболей и не в силах сожрать понарыла захоронок, которые Витя вытропил и рассекретил, Пронька рассказывал о своих успехах — Витя разрешил ему насторожить дорожку на той стороне Катанги — и еще потом долго сидел, взявшись за шапку, и Витя, чувствуя, как неохота ему идти в свой балок, говорил: «Ну давай, Иваныч, еще по кружке», и Пронька выпивал, совсем расслаблялся и рассказывал анекдот, начинавшийся словами: «Чешет заяц по лесу», или какую-нибудь зонскую историю с моралью:

— С Валькой еду на Ачинск в поезде, ага, курить выходим с ней в тамбур, т-та, ёлонье — гаманок лежит! Валька кидь его в карман. Но. Все, покурили. Сидим. Тут идет мужик, расстроенный такой мужик идет, в костюме весь: «Гаманок никто не видел?» Валюха моя: «Ну нет, не видели никакого гаманка!» «От, — думаю, — курвы клок!» «Дай сюда быстро! — говорю. — Вот, возьмите. Ваше, может?» «Как не мое! — мужик аж глазам не верит: — Мое, конечно!» «Как же, — говорю вы так опрочапились?» «Да вот так и опрочапился, да только не в том дело, а пойдемте-ка со мной в ресторан, я хоть отблагодарю вас». А мы не жрамши, не пимши, на билеты последнее истратили. А мужик, знаешь, кто оказался? — Пронька сияет: — Директор Филимоновского комбината! Х-хе! Ни хрена себе! Короче, наелись, напились, как бобики, курить дал, говорит: «Вот те адрес, Прохор Иваныч, — так и сказал: Прохор Иваныч, — вот те адрес. Если чо надо — пиши, не стесняйся!»