Конец атамана Анненкова - страница 12
Прочтя эти строки, экспансивный француз ответил новым демаршем: «Позволю себе сказать генералу Нок-су, что у него,.наверное, очень короткая память, если он не помнит, что он был замешан в интриги, которые закончились переворотом Колчака… По-видимому, английский генерал не помнит больше смотра, который состоялся 10 ноября 1918 года в Екатеринбурге, смотра, на котором дефилировал батальон английского миддльсекского полка, который служил адмиралу Колчаку с самого Владивостока в качестве преторианской стражи».
Зная об этой перепалке, Анненков утверждал в суде о примате английского вклада в интервенцию, иронически отзывался о Ноксе, Жанене, Грэвсе, корил Колчака за посрамление русского престижа, пытаясь создать впечатление, будто бы сам он, Анненков, последовательный и яростный русофил, вовсе не принимал помощи интервентов.
Председательствующий (Анненкову): Хотелось бы услышать, подсудимый, какое именно оружие вам поставляли довольствующие органы?
Анненков: Национальная марка производства по преимуществу русская… Русская трехлинейка, например…
Председательствующий: Русская полевая пушка?
Анненков: Так точно.
Председательствующий: И французская мортира? Единицы, говорите? Ну, а что бы вы сказали о других частях?
Анненков: Вооружение сплошь чужое. Десятизаряд-ная английская винтовка, винтовка японская, пулеметы Виккерса, Кольта, Сан-Тетьена, Льюиса…
Председательствующий: А башмаки, френчи?
Анненков: Вещевое довольствие из Англии. И лишь в малой толике японское. Френчи английские, конечно.
Происхождение поставок этого рода, как известно, увековечено омской шансонеткой…
Председательствующий: Мундир английский? Суд хотел бы услышать и о вещах более банальных - на каком языке говорила, например, караульная команда, охранявшая дом Колчака?
Анненков: На английском. Впрочем, так же, как и его разведка. Его и - за ним. Нокс успевал повсюду.
Председательствующий: Вы были знакомы с Ноксом?
Анненков: Я был осведомлен о Ноксе. И однажды…
Председательствующий: И однажды?
Анненков: Это был обмен словами чисто светского этикета, короткий, как отдание чести…
Председательствующий: Вам приходилось принимать у себя представителей Антанты?
Анненков: Хм… Нет, пожалуй… Я не мог терпеть их и потому не подпускал близко к отряду.
Член Военной коллегии Миничев со своего места показывает Анненкову превосходно выполненный сепией групповой снимок офицеров «в регалиях и при шпаге».
- Взгляните, подсудимый… Вот этот усатый, вот, вот в центре. Не кажется ли вам, что это француз?
- Не вижу что-то.
- Попробуйте тогда разглядеть в своих руках. Нате! Гляньте попутно и на изнанку, там ваша подпись и не очень лестный отзыв об этой компании.
Анненков хмурится.
- Да, да, это французская кепка. Француз.
- Уполномоченный Жанена, не так ли? А имя? Имя его?
- Дюше, Дюкю, что-то в этом роде.
- Где вас снимали?
- Здесь, в Семипалатинске. Неподалеку отсюда, от этого здания…
Генерал Дюкю от генерала Жанена - это дотошная многодневная инспекция. Не мишура парадов, торжеств, патетических речей и взаимного прекраснодушия, а работа. Гость из Омска выстукивал и выслушивал военный организм, штабы и подразделения 2-го степного отдельного стрелкового корпуса, в состав которого, по тогдашней схеме подчинения, входила анненковская кавалерия. Позже схема подчинения встала с ног на голову. Поубавясь в численности от потерь, а главным образом от перехода солдат на сторону красных, 2-й степной превратился в слабый, если не сказать удручающе обременительный, придаток анненковского отряда. Но и тогда «французская кепка», правда уже на другой голове, наведывалась к лейб-атаманцам, гусарам и кирасирам, чтобы выстукивать, выслушивать, диктовать.
Британского резидента Нокса, как говорил на суде Анненков, белое офицерство, торгаши, промышленники, отцы города принимали в Новониколаевске намного пышнее и хлебосольнее, чем самого Колчака. Свидетельствуя это унижение, Анненков был скорбно неистов и презрителен. Но вот рисуя картину собственного приема им генерала Дюреля, инспектировавшего Черкасскую осаду в Семиречье в тот момент, когда сомнительной была сама возможность возвращения Дюреля в царство Колчака - к Омску подходили красные, - Анненков был уже попросту растерян. Приходилось признаваться в вещах, куда более унизительных для русского престижа, чем новониколаезский прием Нокса.