Конец атамана Анненкова - страница 4

- И литературное произведение, и документ. Честные мемуары всегда отражали историю. Жду вашего комментария.

- В общем-то главная мысль этого куска остается, конечно, в силе и в применении к Анненкову. Никакое дело, как известно, не делается без материальной опоры.

- Последнее. Придя к выводу, что наиболее собранными и даже дисциплинированными - вы употребляете и этот термин - были в те годы части атаманов, вы находите необходимым подкрепить это свое утверждение такими словами: «Они учли общую расхлябанность, отсутствие организованной заботливости и давно перешагнули черту, отделявшую свое от чужого, дозволенное от запрещенного, утратив веру в органы снабжения, они просто и решительно перешли к способу реквизиции. Почти каждый день получались телеграммы о накладываемых этой вольницей контрибуциях. Они были сыты, хорошо одеты и не скучали». Вы подтверждаете это?

- В общем значении, разумеется.

- Значит, контрибуции накладывались, реквизиции производились. Но вот в объяснениях председательствующему вы говорили несколько иначе.

- Я докладывал здесь о смягчающих обстоятельствах: нет - надо брать. Это закон войны.

- Закон? В таком случае перевернем еще одну страничку. Вот: «Суровая дисциплина отряда основывалась, с одной стороны, на характере вождя, с другой, - на интернациональном, так сказать, составе его. Там были батальоны китайцев афганцев и сербов. Это укрепляло положение атамана. В случае необходимости китайцы без особенного смущения расстреливали русских, афганцы - китайцев и наоборот». Что это? Тоже закон? Норма, юридическое правило, обычай?

Болдырев, понурившись, молчит. Свидетельства бывшего главковерха становятся, помимо его воли, острием прокурорской атаки, книга мемуаров - доказательством обвинения. Приговором.

Смутно встает из прошлого август двадцать седьмого года, Белый дом в Иркутске, где помещался тогда факультет права, толпы студентов у парадной лестницы, на площадке междуэтажья. Над фигурой стыдливой грации из серого камня - через всю стену большие прямоугольники ватмана с сообщениями об анненковском процессе в Семипалатинске. Ни одного из них я не помню. Но вот читаю на пожухлой странице «Советской Сибири»: «Вчера утром в Семипалатинск доставлен Анненков. Начиная с Барнаула… везде находились свидетели зверств. На станции Алейская толпа требовала сурового наказания. В Поспелихе поезд встречен криками: «Где Анненков, покажите его!» - и кажется, повторяю, перечитываю громкие, звонкие листы ватмана в Белом доме.

На площадке у каменной грации постоянно спорили. Менялись листы ватмана, вырезки из газет, фотографии - менялись, соответственно, и злободневные вопросы: Что скажет Болдырев? Все ли сказал Болдырев? Возможно ли решение изгнать Анненкова из страны?

Бурю страстей вызвал тогда рыжеволосый парнишка из Семипалатинска. На процессе Анненкова он провел несколько дней, был на прениях сторон, слушал последние слова подсудимых и, делясь впечатлениями, показывал уникальные фотографии, которые там же, в Семипалатинске, купил из-под полы у предприимчивого нэпмана.

Один из этих снимков - Анненков среди телохранителей - помню и сейчас.

Горстка вояк расположилась пирамидой. У ног атамана - он в светлом мундире, в большой светлой фуражке английского офицера, - справа и слева от него и даже над ним однообразные чубатые молодчики в шелковых китайских куртках с деревянными пуговицами. В руке верхнего, картинно брошенной на отлет, - черное знамя, на полотнище - окрещенные кости, череп и слова: «С нами бог!».

Спустя шестнадцать лет, в декабре сорок третьего, я вновь рассматривал этот снимок. Новый его экземпляр я получил в дар от П. Цветкова, преподавателя юридической школы, адвоката, защищавшего Анненкова в семипалатинском процессе. В те дни отмечалось двадцатипятилетие военных трибуналов, я готовил реферат «Крупнейшие процессы над контрреволюцией», и потому четыре маленьких интервью, что я получил тогда У П. Цветкова,.позволили мне увидеть и оценить вещи, которые бесполезно искать в стенограмме суда или в судебной хронике.

Минуло еще двадцать пять лет.