Конец Осиного гнезда - страница 7

стр.

– Садитесь! – разрешил полковник. – Почему вы так решили?

Брызгалов сел, вздохнул, вытер влажный лоб рукавом пиджака и начал рассказывать. Накануне выброски Гюберт обстоятельно беседовал с ним. В ходе беседы он вызвал к себе незнакомого Брызгалову русского и предложил ему: «Опишите подробнее и точнее наружность Саврасова».

Брызгалов считает, что, если бы Гюберт лично знал Саврасова, он бы не передоверил описание его наружности другому. К тому же, когда этот русский рисовал портрет Саврасова, Гюберт спросил его, кто выше ростом – Брызгалов или Саврасов. Русский взглянул на Брызгалова, попросил его встать со стула и ответил, что Саврасов если и выше, то очень ненамного.

Трудно было предположить, чтобы Брызгалов врал так тонко. К тому же этот вопрос к его личной судьбе не мог, по-видимому, иметь отношения. Из рассказанного можно было заключить, что Гюберт действительно не знал Саврасова.

Это обстоятельство, очевидно, пришлось по душе Решетову. Он чему-то усмехнулся, прошелся по комнате и продолжал допрос:

– Как звали русского?

Брызгалов покачал головой. Этого он не знал. Может быть, при нем Гюберт и называл русского по имени или фамилии, но Брызгалов не обратил на это внимания, не запомнил. За все время пребывания в разведывательном пункте он видел этого русского только два или три раза и знаком с ним не был.

– В чем он был? – спросил Решетов.

– В гражданском костюме.

– Обрисуйте мне его, – предложил полковник. – Каков он собой?

Брызгалов помедлил немного, видно собираясь с мыслями, потер угреватый лоб, посмотрел в потолок, прищурил один глаз, точно прицеливался, и начал рассказывать. Он дал яркий, сочный, запоминающийся портрет, по крайней мере, я получил довольно живое представление о внешности и характерных особенностях этого неизвестного «русского».

– Значит, брови у него мои? – спросил Решетов.

Брызгалов посмотрел на полковника исподлобья и ответил:

– Пожалуй… А в плечах он поширше немного. Он пожирнее вас, а вы суховаты…

– Какое вознаграждение обещал вам Гюберт по возвращении?

Брызгалов потупился и после небольшой паузы проговорил:

– Обещал на тридцать тысяч часов и золота из Ювелирторга… И интересную должность…

– Какую именно?

– Начальника полиции в Рославле.

Полковник усмехнулся, прошел к дивану, сел и принялся за свою левую руку.

Я попросил разрешения задать арестованному несколько вопросов.

– Спрашивайте, – сказал полковник.

Брызгалов перевел взгляд на меня.

– Вы владеете немецким языком? – спросил я.

Брызгалов разрешил себе улыбнуться: кроме русского, он не владел никакими.

– Как же вы изъяснялись с Гюбертом?

– Хм… Он по-русски говорит не хуже нас с вами.

Полковник быстро встал:

– А может быть, Гюберт не немец?

– Немец! – твердо заверил Брызгалов. – Самый настоящий немец. С немцами по-своему он говорит очень быстро. А по-русски говорит хоть и правильно, но медленно.

– А почему вы решили, что тот, незнакомый вам человек, русский? – осведомился я.

– И по разговору и по обличию. Нет, уж тут я не ошибаюсь.

– Так… – произнес Решетов и хлопнул себя по коленям. – Еще есть вопросы?

Вопросов не было.

– Отправьте, – распорядился полковник.

Я увел арестованного и вернулся.

– Можете быть свободны, – сказал Решетов мне и Коваленко.

Мы вышли. Я решил отправиться домой и закусить, так как с утра у меня крошки во рту не было. Коваленко остался в штабе.

День выдался жаркий. Я шел теневой стороной улицы, не торопясь.

Колонка была уже починена, три воронки засыпаны, около трансформаторной будки стояла грузовая машина: несколько бойцов грузили в ее кузов глыбы кирпичей, спаянные цементным раствором.

Когда я перешагнул порог дома, меня встретил настойчивый телефонный звонок. Я вбежал в комнату и схватил трубку. Звонил Коваленко:

– К полковнику Решетову, быстро! Где вы пропадаете?

– Как – где? Я только что до дому дошел, еще не завтракал даже.

– Не умрете… Давайте быстрее. Он не из тех, кто любит ждать.

Обратно в штаб я почти бежал. Майор встретил меня у входа, видимо специально, чтобы сгладить впечатление от своего резкого тона по телефону.

– Успели перекусить? – спросил он.

– Когда же? Я только вошел – и звонок.