Конец «Сатурна» - страница 3

Бабакин точно не понял намека. Занялся покупательницей. Она уговаривала его зайти к ней домой посмотреть самовар, который она хотела продать.

– Нет, мадам, у меня такого правила нет, чтобы по домам бегать, – отбивался Бабакин. – Принесите или кого попросите. Тут мы дадим ему оценку, и делу конец.

– А вдруг ваша цена меня не устроит, а таскать самовар туда-сюда, думаете, легко?

– Больше ничем не могу помочь, уважаемая.

– Хоть примерную цену скажите. Самовар-то серебряный, медальный, на двадцать пять стаканов, в виде шара на гнутых ножках.

Бабакин рассмеялся.

– Цыган за глаза коня купил, а он козой обернулся.

Женщина обиженно поджал губы и ушла. Бабакин сел рядом с Еремеичем на ящик и приступил к делу:

– Ты давеча биржей интересовался. Так вот, насчет биржи пока ничего не скажу, но есть человек, который имеет доллары, а что он за них хочет – не знаю, кажется, камешки. Так я понял его намек.

– Кто такой? – оживился Еремеич. – Здешний?

– Да откуда у здешних доллары? С Запада откуда-то, но русский. А может, поляк.

– А сам чего доллары не берешь? – прищурясь, спросил Еремеич.

– Предпочитаю золотишко.

– Ну и дурной. Доллар – он, что в мире ни стрясись, всегда на ребре стоит, а золотишко – оно и вес имеет, и пробу, и на него когда спрос, а когда и дуля в нос.

– А чего же тогда этот тип доллары продает? Выходит, камешки лучше?

Еремеич покровительственно улыбнулся.

– Ты, милый друг, я вижу, действуешь вслепую и не имеешь профессии. – Он помолчал и заговорил тоном лектора, причем было видно, что ему доставляет удовольствие даже говорить обо всем этом. – Доллар всегда стоит на ребре – это факт. Но с ним никакой фантазии случиться не может. А камешки, дорогой мой, они не только блеском играют, они сами игру могут вести. Конечно, в нашем городе им никакой игры нет. Ты говоришь, что тот человек с Запада, а там совсем другое дело. Если он, скажем, из польских районов, так там камешку игры сколько хочешь. Там действует не камешек, а мода и женский каприз, и фанаберия. И тогда начинает играть всеми бликами цена камешка. Вот тебе, уважаемый, и выгода: здесь у нас взять камешки без всякой игры в цене, а там пустить их во всем блеске. А с долларом, хоть он и тверд, такой игры и блеска не бывает.

– А чего же ты сам не пустишь камешки на блеск?

– Кабы имел дорогу на Запад, пустил бы, – изрек Еремеич. – А потом еще играет роль характер дельца. Доллар любит дельца спокойного, который свои нервы бережет, как деньги. Но всегда были и такие – с фантазией в голове, любящие поиграть на собственных нервах. Этому ничего, кроме камешка, не надо. И замечу: дела они проворачивали миллионные. Горели другой раз страшно, но риск ихний всегда хорошо оплачивался.

– Этот, наверное, как раз такой и есть, – раздумывая, сказал Бабакин и, точно встряхнувшись, вышел из раздумья. – Спасибо, Еремеич, за урок. Теперь я, пожалуй, с этим типом поговорю. А то ведь я, дурак, подумал: зачем человеку камешки, когда у него есть доллары? – Бабакин озадаченно покачал головой. – Скажи пожалуйста, ценная наука!

На лице у старика проступили тревога и злость. Тревога, что Бабакин перехватит у него клиента, а злость, по-видимому, на себя за то, что он неизвестно зачем вправил мозги этому безмоторному кустарю-одиночке. Он явно не знал, что ему делать для устранения конкурента.

– А ты доллар-то в руках когда-нибудь держал? – вдруг, будто обеспокоенно, спросил он.

– Не доводилось.

– Тогда смотри в оба: в два счета фальшивку тебе сунут.

– А как проверить? – деловито спросил Бабакин.

– Как, как… – на этот раз Еремеич от поучений удержался.

– А ты фальшивку увидишь? – спросил Бабакин.

– За два аршина одним глазом.

Бабакин сунул руку за пазуху и вытащил зеленый долларовый банкнот.

– Какой он? Верный или как? – спросил Бабакин, держа банкнот на расстоянии.

– Покажи ближе, – осевшим голосом попросил Еремеич.

Бабакин покуражился и дал ему бумажку.

Надо было видеть, как Еремеич взял ее и как он ее держал – уважительно, осторожно, даже нежно, как он любовно со всех сторон ее осматривал и долго не хотел вернуть Бабакину.

– Гарантия – полновесный, – сказал он наконец, с уважением смотря на Бабакина. – А ты, я вижу, не так прост, как кажешься.