Конец войны - страница 17

стр.



- Ну что, майор?



- Впечатляет. Но, увы, барон, в зачёт это не пойдёт. Цель пари - блиндаж.



- Ну, блиндаж, так блиндаж.



Через несколько минут мы были над позициями русских, я заложил большой круг, чтобы ничего не упустить, а барон бросил самолёт вниз. Один заход, один фугас - и цель поражена.



Плакало наше Бургундское..."






***






Жилище сапёров встретило меня полумраком, спёртым воздухом, густо замешанным на махорке и запахе мужских давно не мытых тел. По всей землянке в формате Dolbi-digital разливался молодецкий храп. В центре на столе, сбитом из неоструганных досок, - гильза от 135-милиметрового снаряда, превращенная в светильник, мерцающий неровным светом, рождающим причудливые тени на стенах и двухъярусных нарах, на которых, несмотря на день, спали двое. За столом перед алюминиевой кружкой, вскрытой банкой тушёнки и куском хлеба сидел боец в белой исподней рубахе.



- Здравствуйте, а где я могу найти капитана Ермолаева?



- Ну я Ермолаев, - хмурый взгляд нехотя оторвался от кружки, вскользь пробежался по мне от сапог до макушки и вернулся к исходной точке.



- Товарищ капитан, военкор газеты "Боевое знамя" лейтенант Звягинцев.



- Что ты орёшь! Не видишь, люди спят, - зло прошипел Ермолаев.



- Направлен к вам по заданию редакции, - я снизил голос почти до шёпота.



Капитан залпом выпил содержимое кружки, подцепил ножом кусок тушёнки, но так и не отправив его в рот, хмуро уставился на меня исподлобья:



- Ну и на хрена мне это надо?



Если бы я был промоутором, готовым впарить свой товар первому встречному, я бы имел наготове сотню ответов на этот самый популярный в моём времени вопрос. А так я не нашёл ничего лучше, как молча пожать плечами.



- Ну заходи, - капитан невесело хмыкнул и указал на скамью напротив, - садись.



Я протянул ему документы, на которые он едва взглянул, и сел. Капитан, не говоря ни слова, наполнил кружку и придвинул ко мне.



- За знакомство? - я попытался изобразить дружелюбную улыбку.



- За упокой душ светлых и невинных, - капитан одарил меня ледяным взглядом. Улыбка медленно сползла с моего лица, и я, не говоря больше ни слова, влил в себя половину содержимого кружки.



Жидкий огонь опалил горло, заставив поперхнуться. Капитан заботливо вставил мне в растопыренные пальцы котелок с водой, чтобы я смог погасить "пожар", и забрал кружку себе.



- Война - это мужская работа, и женщинам на ней не место. Им бы детишек рожать, а они..., а эта сука костлявая самых лучших, самых красивых забирает. Э-э-э-х... - он опрокину в рот спирт, закусил тушёнкой и замер, начисто потеряв ко мне интерес.



Глупее положения не придумать. С одной стороны, никто тёплой встречи и пионеров с цветами не обещал, но с другой, - мне-то что делать?



- Ничего не делай, сиди не дёргайся, - тут же пришёл на помощь Хроник, - сейчас любой твой шаг будет тебе только во вред.



Я внял совету и замер. Прошла пара минут, и капитан, по-прежнему не обращая на меня внимания, поднялся и пошёл к нарам.



- Семён, - потрепал он за плечо спящего товарища, - к нам тут корреспондент подъехал, займись им.



Солдат, названный Семёном, поднялся, а капитан тут же занял его место, укрывшись шинелью с головой. Спавший одетым, Семён натянул сапоги, нацепил ремень, расправил складки и вышел в круг света, расчёсывая пятернёй густой и чёрный, как смоль чуб. Вошёл в свет, и я вздрогнул. Вздрогнул буквально, всем телом, всем нутром, всем, что вообще может вздрогнуть в человеке. Сердце сорвалось с привычного места, застряло в горле и забилось там загнанным в угол зверьком. Передо мной стоял тот, чьё лицо я столько раз видел на старых военных фотографиях, тот, чьё фото до сих пор висит в доме деда рядом с портретом прабабушки.



- Привет, - он протянул мне руку, - старший лейтенант Стародубцев, Семён.



- Па... в смысле Глеб Звягинцев, военкор газеты "Боевое знамя".



- Ты, Глеб, на Ермолаева не обижайся. Слышал, небось, про связисток? Сегодня утром бомбой накрыло.



- Ну да, конечно.



- У Ермолаева сестра младшая такого же возраста, как эти девчонки, и тоже связистка, только на Южном фронте. Вот он и психует.