Кони и люди - страница 5
Мэй Эджли была одинаково выдающейся фигурой на земляничном поле, как и в школе. Она не ходила и не ездила на работу вместе с другими молодыми девушками и никогда не присаживалась к группам отдыхающих; все понимали, что виною этому ее семья.
– Я хорошо понимаю, как она себя чувствует; если бы я происходила из такой семьи, так тоже старалась бы не привлекать внимания к себе, – сказала одна женщина, жена столяра, шагая вместе с другими по пыльной дороге.
На земляничном поле, принадлежавшем фермеру по имени Питер Шорт, ползало человек тридцать – женщин, девочек и высоких, неуклюжих мальчиков – и собирали яркие, ароматные ягоды.
Впереди всех шла Мэй – девушка, которая всегда ходила в одиночку. Ее руки быстро-быстро опускались и поднимались среди земляничных клубней, подобно хвостику белки в деревьях.
Остальные ходили медленно, останавливаясь от поры до времени, чтобы съесть несколько ягод и поболтать, а когда один несколько опережал других, то останавливался и ждал, сидя на корточках, пока другие не поравняются с ним. Их труд оплачивался соразмерно с количеством собранных ягод, столько-то за меру, но они часто говорили, что «дело не в одной плате». Сбор ягод был чем-то вроде традиционного обычая; и станут ли дети и жены зажиточных ремесленников надрываться ради нескольких лишних центов.
Другое дело – Мэй Эджли, и все это понимали.
Всем было доподлинно известно, что ни она, ни мать не получают почти ничего ни от отца, Джона Эджли, ни от братьев, Джека, Уилла и Фрэнка, ни от сестер, тративших весь заработок на себя.
Для того, чтобы прилично одеваться, ей приходилось работать летом, когда школа не отнимала ее времени. Многие предполагали, что она мечтает о должности учительницы, а для этого нужно всегда показываться на людях прилично одетой и зарекомендовать себя работоспособной и дельной во всем.
Вот почему Мэй неустанно работала, и плетенки с ягодами, ею собранные, росли в гору. Питер Шорт приходил вечером со своим сыном, и, проходя вдоль гряд, они подбирали плетенки с ягодами, чтобы уложить их в телегу и отвезти в город.
Он с гордостью смотрел в сторону Мэй и с убийственной укоризной обращался к остальным:
– Эх вы, болтливые бабы и лентяи-мальчуганы! И куда вы годитесь? Неужели вам не стыдно за себя? Посмотрите-ка сюда, вот ты, Эл, или ты, Сильвестр, – как же вы даете себя побить девочке, да еще такой, которую можно домой в кармане унести!
И вот летом, на семнадцатом году жизни, Мэй совершенно потеряла тот престиж, которым пользовалась в Бидвелле.
В то лето произошли два события, сыгравшие трагическую роль в ее жизни.
В апреле месяце умерла ее мать; в июне Мэй окончила школу второй, в смысле успехов, после Тома Минса.
А так как отец последнего был в течение многих лет почетным членом школьного совета, то граждане Бидвелля скептически покачивали головой по поводу того, что Тому был присужден первый приз. Большинство считало, что фактически Мэй заслужила первенство.
И теперь, когда она работала в поле, у всех в памяти еще свежа была смерть ее матери, и даже женщины готовы были забыть все и простить ей родство с семьей Эджли.
Что же касается самой Мэй, то она полагала, что ей все равно, что бы с ней ни случилось.
И вдруг произошло нечто неожиданное. Как выразились многие жены, передавая о случившемся своим мужьям, «сказалась порода».
Некий Джером Гадли был виновником того, что приключилось с Мэй. Он отправился однажды в поле Питера Шорта собирать ягоды «забавы ради», по его же выражению, и он нашел забаву в лице Мэй.
Джером был хорошим футболистом, а служил он почтовым клерком на железной дороге. После каждого рейса в почтовом вагоне ему полагалась пара дней отдыха, и он присоединился к сборщикам ягод, потому что в опустевшем городке ему было скучно.
Увидев Мэй, работавшую в стороне от всех, он подмигнул товарищам и, приблизившись к ней, опустился на колени и стал собирать ягоды почти так же быстро, как и она.
– Ну-ка, крошка, – сказал он, – я почтовый служащий и здорово набил руку сортировкой писем, так что пальцы у меня быстро шевелятся. Посмотрим, сумеешь ли ты со мною помериться!