Конструктор космических кораблей - страница 4

Вначале наша семья жила на Канатной улице, а потом, когда мужа назначили начальником электростанции, — в порту, на Платоновском молу. Более живописное место, пожалуй, трудно отыскать во всей Одессе. Впереди — бескрайнее море, то тихое, то бурное, то синее, то зеленоватое, то переливающееся всеми цветами радуги. А как красиво оно в солнечный день, когда смотришь на него с вершины знаменитой потемкинской лестницы! Дымки редких пароходов, исчезающих за горизонтом, стремительные чайки… Все это казалось тогда Сергею после тихого Нежина сказочно интересным.

В предоктябрьские дни город жил бурно и тревожно. Митинги и демонстрации все чаще переходили в жаркие схватки рабочих с теми, кто хотел сохранения господства капиталистов и помещиков. В январе 1918 года большевики подняли народ на борьбу против буржуазии. Три дня шли в Одессе ожесточенные бои. Сергей видел, как отряды Красной гвардии, состоявшие из моряков, рабочих порта — отцов и братьев его новых друзей, — сражались против гайдамаков и юнкеров, последней опоры Временного буржуазного правительства. 31 января Одесса стала советской. Но ненадолго. В марте на землю Украины вторглись интервенты.

Все это видел и старался понять не по годам серьезный и впечатлительный подросток. И может, под влиянием окружающего родилось у Сережи Королева патриотическое стихотворение «Россия».

Жаль, что оно не сохранилось.

Мария Николаевна вспоминала:

— С каким восторгом встречали Сергей и его друзья кавалерийскую дивизию легендарного Григория Котовского! Вместе с другими частями Красной Армии 7–8 февраля 1920 года дивизия освободила Одессу от оккупантов. Я полагаю, что именно в то время, встречаясь с ветеранами революционных боев 1905 года, потемкинцами, бойцами Красной гвардии, Сережа сделал для себя главный вывод: хочешь достигнуть цели — борись за нее всеми силами, будь предан ей беспредельно, до конца.

В 1922 году Сережа поступил в строительную профтехшколу. До этого посещал начальную школу, занимался дома. Профтехшкола выгодно отличалась от многих других хорошим составом преподавателей. Так, математику вел чудесный педагог Ф. А. Темцуник, физику — В. П. Твердый, ставший впоследствии профессором, рисование и черчение преподавал А. Н. Стилиануди, воспитанник Петербургской академии художеств, ученик Репина. Душой всего был заведующий учебной частью А. Г. Александров, человек широкого кругозора. Он требовал от преподавателей, чтобы они не только передавали ученикам свои знания, но и формировали у них высокие гражданские чувства.

— Как учился Сережа Королев, какие дисциплины любил больше?

— Скорее всего — математику, — ответила Мария Николаевна. — Но увлекался и литературой. Страсть к книгам сохранилась у сына на всю жизнь. Когда он умудрялся читать, особенно в последнее время, просто не знаю. А в школьные годы зачитывался Гоголем, Есениным, Пушкиным. «Войну и мир» перечитывал несколько раз, не переставая восхищаться. Многие отрывки из произведений Толстого, я уже не говорю о стихах Есенина, знал наизусть. Читал Майн Рида, Фенимора Купера, Дюма…

Сын бесконечно любил музыку. Мог часами слушать Чайковского. Одну зиму он даже учился игре на скрипке. Поклонником музыки он оставался всю жизнь.

Вместе со средним образованием Сергей получил в профтехшколе специальность каменщика и кровельщика. Стал работать, помогая восстанавливать порт после разрухи[2].

— Говорят, что еще в школьные годы ваш сын пристрастился к планеризму?

— Да, это так. Очевидно, мысль о том, что человек может летать, мечта о полетах укрепилась в нем еще в детстве. В 1910–1911 годах демонстрировал свое искусство летчик Сергей Уточкин. Я, например, видела его в Киеве. Был он и в Нежине, где в те годы жил Сережа. Отец мой рассказывал, что они тоже ходили смотреть аэроплан. Сергей сидел на плечах деда и не сводил глаз с диковинной машины, поднявшейся в воздух.

И наверное, отражением памятного дня стал забавный разговор. Дело было уже в Одессе. Как-то сын попросил у меня две простыни и объяснил, что хочет сделать из них крылья и научиться перелетать хотя бы с крыши на крышу. Когда ему сказали, что на таких крыльях летать нельзя, он недоуменно спросил: «А как же птицы?..»