Копьё Георгия Победоносца - страница 6

— Давай, пошёл! — кричал разгорячённый Назар своему приятелю эмиру Бурундуку. И тот ударил с фланга последним резервом Тамерлана — двумя сотнями отборных гулямов. И не выдержали огня русских батальонов, жгучих молниевых пуль, натиска яростных гулямов, помчались назад остатки туменов Субедея и Джебе; нахлёстывая вороных стальными плётками, неслись уланы.

— Победа! — Тамерлан подъехал к Джирджису. — Враг разбит!

Оставшиеся четыре дракона, еле махая обожженными крыльями, спешили укрыться в тылу. Им вслед палили из двух уцелевших пушек.

Галдан-Церен оскалился, вцепившись костистыми пальцами в гриву своего коня, и глянул на Бодончара.

— Когда? — молча спросил он.

— Сейчас! — также без слов ответил тот.

Из ниоткуда, из воздуха битвы возник вдруг Ата-Улан перед русской пехотой. Их пули были не страшны ему, а заряды к орудиям уже окончились. Нечем было остановить огненного монстра, и он огромными прыжками понёсся к святому Георгию. Назар ударил его палашом, но тот даже не заметил его, и стальной коготь разорвал тому грудь, обтянутую синим мундиром. Эмир Бурундук догнал монстра и начал рубить сзади, но, не останавливаясь, Ата-Улан ударил его задней лапой — и всадник с конём покатились кубарем.

Тамерлан выхватил засиявший бледной позолотой клинок и помчался навстречу врагу. Его верный конь подлетел вверх, и всадник лихим ударом снёс носовую броневую чешуйку монстра. Ата-Улан остановился и пыхнул пламенем. Тамерлан уворачивался от огненных плевков, а монстр загонял его на позиции разбитой артиллерии, там, где конь непременно сломает себе ноги.

Те, кто ещё не спал в эту ночь в Самарканде, и всё ещё смотрел в небо, увидели, как потемнели янтарные облака и как с улицы Чорраха, из мечети Ходжи Зиёмурода вверх ударила белая молния. Неистовый, никогда не слыханный грохот разнёсся над Самаркандом, городом тысячи царей.

Тамерлан лежал возле пушки, силясь подняться. К нему подъехали Галдан-Церен и Бодончар.

— Ты храбрый воин и умный полководец, — сказал хан Джунгарии. — Но сегодня ты проиграл, и мы забираем Джирджиса.

Ата-Улан крутился змеёй возле холма, где белый конь святого Георгия бил его копытом, не давая подойти.

— Надо помочь отцу солдатов, — сказал Бодончар и, не глядя на Тамерлана, помчался к Джирджису, Галдан двинулся за ним.

И вдруг рядом с Георгием Победоносцем мелькнула белая молния, и в его руке оказалось блистающее копьё. Ни секунды не медля, Отец побед ударил им стелющегося перед ним Ата-Улана. Тот взвыл от жуткой, никогда не испытанной им боли и, не помня себя, помчался прочь.

Бодончар и Галдан-Церен сдержали коней.

— Уходите и больше никогда не приходите, — сказал им святой Георгий. Те склонили головы, развернули коней и понеслись вслед за огненным монстром. А за ними устремилось и всё войско.

Утром Карим-бобо пошёл на первый намаз в мечеть Ходжи Зиёмурода.

— Что тебе тут надо? — визгливо спросил его на улице мулла Фаткулло. — Иди, жарь свою самсу!

— Где ты взял копьё Джирджиса, о великолепный аль-Бухари? — поклонился ему Карим-бобо.

— Из Дамаска привёз, когда ещё тебя на свете не было, — раздражённо ответил аль-Бухари. — Это же смерть, а за ней надо приглядывать. Сейчас снова надо место искать, чтобы Джирджис не нашёл и не начал им размахивать. Надо жизни помогать, а не смерти! Спрячу, так не найдёт.

— Спасибо тебе, аль-Бухари! — поклонился ещё раз Карим-бобо.

Тот только махнул рукой.

Двинувшись после намаза к Крытому рынку, повидать Назара, Карим-бобо вспомнил, что тот погиб и сейчас появится здесь только через четыре года, не раньше. Так же не будет и Бурундука, и Улугбека, и его сыновей. Все они пали в страшной битве в янтарных облаках.

А вокруг уже шумел утренний Самарканд. Сегодня дети пошли в школу, нарядные мальчики и девочки, улыбаясь, бежали стайками по Ташкентской улице, с Сиабского базара пахло свежими лепёшками, уже начали готовить плов торговцы. Жизнь шла своим чередом, и Карим-бобо был доволен собой — ему снова удалось уберечь любимый город, Город Тысячи Царей от напастей. И он будет жить вечно, пока ходит по его улицам старый хромой хаким, недовольный памятниками, которые ему ставят модные, чтоб у них печёнка утром болела, архитекторы. Скучно будет без друзей, особенно выпивохи Назара, но четыре года пролетят быстро. А сейчас надо идти, рубить начинку для самсы. Гули-опа, она же Биби-ханум, уже проснулась, наверное, как бы не заругалась на него.