Корабельная сторона - страница 8

— Крокодила, которая уже пять человек уходила! — приглушенным голосом, в котором слышался неподдельный ужас, сообщил Сенька.

— А ты что, знаешь его? — сочувственно спросил Санька.

— Знаю, — вздохнул Мститель. — Год колобродил под его началом... Скачки лепили... — Видя, что его не понимают, пояснил: — Квартиры обворовывали. Я в форточки лазал, окна Степке и его корешкам открывал. Но вы не думайте, сам я чужой задрипанной гребенки не взял!

Кимка и Санька сидели разинув рты, не зная, как ответить новому приятелю на его откровение. Они одновременно и гордились им, восхищались его бесстрашием, и в то же время побаивались, как побаиваются заразного больного. Сенька понимал ребят. Больше того, он чувствовал, что они правы даже в своей брезгливости, и потому смотрел на парнишек чуточку просительно. Наконец, Соколиный Глаз, отмахнувшись от того, что его устрашало, сказал твердо:

— Ты не думай, мы тебе верим.

— Правда? — обрадовался Сенька.

— Точно, — подтвердил Меткая Рука, — Сень, а как ты от того бандюги отделался? Ведь говорят, что воры мстят тем, кто от них уходит.

— Бывает, — согласился Гамбург. — Только я плевать хотел на все их угрозы! А от Могилы я отчалил сразу же, как его замели по мокрому делу, по убийству, значит. Думал, ему крышка. Ан нет, выкрутился, проклятый. Отделался лишь легким испугом: на семь лет его сослали север нюхать.

— А ты как, тоже «выкрутился»? — поинтересовался Санька.

— Я в том деле не участвовал. И потом... хотя я ножом владею дай бог, а поклялся себе, что подниму его лишь для защиты, если другого выхода не будет... Так вот, значит, когда Степку замели, я сразу же в свой детдом подался, в Горький, значит. Меня сначала принимать не хотели. Заведующий кричал, что он, мол, мне всех ребят испортит. Тетя Сара отстояла. Оставили меня в детдоме, но с оговоркой: чуть что — в колонию. На том и порешили. Слово я свое сдержал, тетю Сару не подвел. Через год нас, семиклассников, стали распределять по заводам учениками слесарей и токарей. Я попросил направить меня куда-нибудь от Горького подальше. Меня и двинули в Астрахань... К вам, на «Октябрь»...

— Ты ра-бо-таешь? — Кимка недоверчиво посмотрел на худенькие плечи Гамбурга.

— Учеником слесаря, в инструментальном...

— А сколько же тебе лет? — В глазах Саньки светилось тоже недоверие.

— Пятнадцать... — буркнул Сенька, — осенью будет.

— И приняли?

— А мне в документах на год прибавили... И потом... заводы нас взяли вроде бы на воспитание...

— Здорово! — позавидовал Кимка. — Вот бы мне!.. Надоело зубрить «глаголом называется часть речи... упал мужик с печи... ударился о кол, вот и образовался глагол!..»

— Дура! Да если б у меня была семья, да я бы... — Сенька весь подобрался, как пружина, — да я бы стал круглым отличником!

Кимка, подойдя к Сеньке вплотную, примерился:

— Сань, кто выше?

Санька прикинул: и хотя плечи у Кимки и у Сеньки были на одном уровне, голова Соколиного Глаза заметно возвышалась над головой Мстителя. И потому Меткая Рука решительно заявил, что Сенька ниже.

— А ты говоришь, четырнадцать! — ухмыльнулся Кимка. — Мне тринадцать, и то я больше тебя!

— Ну и что, — стоял на своем Сенька, — рост ничего не значит. Меня в детстве досыта не кормили, может, я потому и не подрос. Но я еще вытянусь, вот увидите, вытянусь! — горячо заверял он. — Но... давайте ужинать, курица уже готова.

— Это петух, а не курица, — поправил Санька.

— А на вкус не все ли равно? Попробуй! — И Сенька протянул Меткой Руке мясистую ножку. — Ну как?

— Вкусно!

— А это тебе, — Гамбург протянул Кимке вторую ножку.

— А ты?

— А мне крылышко и шейку.

— Тогда — порядок! Работай! — рассмеялся Соколиный Глаз, вонзая широкие крепкие зубы в ароматное мясо.

На камбузе тихо, лишь равномерно потрескивает фитилек фонаря да хрустят перемалываемые острыми зубами кости. Вдруг Сенька вздрогнул.

— Шш! — цыкнул он на чавкающих товарищей. — Кто-то идет!

Санька и Кимка чуть не подавились.

— Туши огонь! — скомандовал Гамбург.

Санька, приподняв стеклянный колпак фонаря, что есть силы дунул на зачадивший язычок пламени. Мальчишек захлестнула вязкая темнота. А шаги все приближались.