Корабль в вечность - страница 7

Такова правда: после всех наших надежд и мечтаний оказалось, что Далекого края не существует. Нет такого места, где, как рисовало воображение, жизнь легка и приятна и есть ответы на все наши вопросы, только руку протяни. Вместо страны фантазий мы нашли Независимые острова, суровые земли, где выживание дается тяжкими усилиями. И эти земли могут уничтожить до того, как кто-либо из нас вообще их увидит.

Я посмотрела на Палому. Она щурилась от ветра, который задувал волосы ей в глаза. Блеклые ресницы словно запорошило снегом. Она стояла, скрестив руки и теребя пальцами рукава.

Я думала о ней, как о воплощении целой страны, приписывала ей способность изменить что угодно. Но глядя, как она ежится на ветру, я вдруг поняла, что передо мной просто напуганная девушка, оторванная от дома.

Вечером у костра, когда все мы успокоились, Палома снова начала рассказывать о Далеком крае. В смысле, о Независимых островах. Она описывала диковинных моржей — огромных морских зверей, на которых охотились из-за толстой прослойки подкожного жира. Мол, они шустрые в воде, но жутко неповоротливы на суше. Палома взяла палочку и нарисовала на песчаной земле нечто длинное, толстое, с усами и плавниками.

— Они и в жизни выглядят забавно, — усмехнулась она, — даже без моих каляк.

Затем стерла рисунок протезом.

Палома рассказывала и про других животных: оленей — похожих на коров, но с большими ветвистыми рогами, белоснежных песцов и альбатросов, таких огромных птиц, что размах их крыльев длиною с лодку.

— Считается, что альбатросы приносят неудачу, — понизила голос Палома, — но я не знаю, почему. Мне нравится за ними наблюдать, когда они возвращаются после зимовки на Южном архипелаге.

Я посмотрела в пустое ночное небо, затянутое серыми тучами. После того как орущие чайки остались на побережье, единственными птицами, которых мы видели по пути, были вороны с их черными клювами и равнодушными глазами. Возможно, до взрыва альбатросы летали и здесь.

Рассказы Паломы открывали нам новый мир — ждущий и манящий. Она спешила нам о нем поведать, наклоняясь к костру и часто сыпля словами, а мы спешили услышать. Мне хотелось вцепиться в каждое слово, убрать за пазуху. Очень жаль, что под рукой не было бумаги и чернил, чтобы все это записать. Меня не оставляло чувство, что рассказы Паломы — это последнее свидетельство, перечисление всего, что она рискует потерять.

        * ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

Я думала, что общие для всех провидцев видения, в которых буйствует всепожирающий огонь, не могут стать хуже. Но по мере того как от Паломы я узнавала все больше и больше о Независимых островах, мои кошмары приобретали новый пугающий окрас.

Палома знала, кто я такая. Знала еще до нашей встречи; должно быть, Зои успела ей рассказать, что я провидица, и что это означает. Но одно дело знать понаслышке, а другое — своими глазами пронаблюдать, что происходит, когда меня посещает видение.

Это случилось в первую же ночь на берегу. Мы сидели вокруг костра, разложив на песке бумаги, и Палома показывала нам карту Независимых островов. Архипелаг располагался так далеко к северо-западу от нас, что наши чертежи были бесполезны. Палома положила свою карту рядом с теми, что принес Томас, а затем, чтобы обозначить расстояние, отодвинула почти на метр. Обнажившийся песок между ними — смертельно опасное море. Чтобы осмыслить, насколько далеки от нас Независимые острова, понадобятся новые карты, новый масштаб.

Палома как раз говорила, и тут мне явился взрыв: в голове вспыхнули языки пламени, а раскаленный жар остановил время. Только беспредельный огонь, больше ничего не существовало, не могло существовать.

Когда меня перестало трясти и вернулось зрение, Зои ругалась, пытаясь потушить занявшийся край карты, которую я уронила на угли. Палома молчала и, сведя брови, смотрела на меня.

Следующие несколько дней я пыталась ей объяснить, как работают видения и что я не способна читать будущее наподобие книги. Будущее недоступно, как незаполненный четкими контурами промежуток между нашими картами и картами Паломы. Мне показывались лишь фрагменты того, что еще не случилось. Во сне или бодрствуя, я не управляла видениями; они всегда являлись неожиданно, вырывая меня из настоящего и ненадолго забрасывая в будущее, которое наступит неизвестно когда. Если я спала, видения было сложно отличить от обычных снов — поди разберись, что меня всполошило: страшное предзнаменование или просто кошмар.