Коридоры кончаются стенкой - страница 10

— Вот! — прокомментировал Малкин. — Я же говорил? Он даже пьет, как положено пить Первому, — на выдохе и одним глотком. Впо-олне созрел!

Все засмеялись и тоже выпили. На выдохе и одним глотком. Обессилевшие от застолья, не сговариваясь, но дружно, как по команде, выбрались из-за стола, вышли из домика и разбрелись по поляне. Засыпая на обломке скалы рядом с Малкиным, Кабаев ощутил легкое прикосновение чьих-то рук. Его осторожно повернули на бок, и через мгновение вернули в прежнее положение. Обломок скалы показался ему теперь мягче и он заснул.

Когда солнце скрылось за отрогами, потянуло прохладой. Решили на Поляне не задерживаться: у каждого дел невпроворот. Выпили «на коня» и, сытно отрыгивая, пошли «на посадку».

— Может; заночуете, Иван Павлович? — подошел к Малкину «лесник». — Я тут царской рыбки раздобыл. Сварганим ушицы с дымком, а?

— Нет, брат. Спасибо и на том. Рыбку, если не жалко, брось в машину, супружницу порадую. Ну? Пока? Держи тут ухо востро. Договорились?

— Договорились.

— Ну и ладно.

Домой вернулись около полуночи. Развезли по домам Лубочкина и Андрианина.

— Знаешь что, — предложил Малкин, когда машина, мягко затормозив, остановилась у горотдела, — я загляну в дежурку, выясню обстановку, а ты подожди здесь. Поедем ко мне. Попьем кофейку, поговорим обстоятельно. Месяц, как ты здесь, а еще толком и не поболтали.

— Я за, — согласился Кабаев. — Только в дежурку ходить тебе не следует. Обстановку выяснишь по телефону. На месте Абакумов, Сайко — пусть управляются. Или я не прав?

— Прав, прав. Конечно, прав. Алексей! — обратился он к шоферу. — Форель отвези ко мне домой. Себе тоже возьми на уху, порадуй детишек. Знаешь, — признался Малкин, когда они остались вдвоем, — я не совсем доверяю Абакумову. Мужик башковитый, но нерешительный. Что у него за каша в голове — черт его знает, но никакой, понимаешь, инициативы. Хотя идей, чувствую, полная задница.

— Он же работает у тебя без году неделю. Присматривается. И осторожничает, конечно. А ты, рад стараться, все взвалил на себя. Оставь за собой общее руководство, дай ему возможность развернуться, а потом оценивай. Да не бей наотмашь за каждую ошибку — получишь и творчество, и инициативу. А недоверие сковывает, разве ты не знаешь?

— Нет, ему это не поможет. Его бы на самостоятельную работу, начальником небольшого органа. Да-а… А вместо него я бы с удовольствием забрал тебя. С тобой как-то легко и надежно. А? Ты не против?

— В принципе нет. Но топтаться по Абакумову не хочу. Определишь его так, чтобы не обидеть, решай со мной.

— Молодец, Ваня. Ты надежный друг, — обрадовался Малкин.

— Наконец-то! — саркастически улыбаясь, встретила супруга Малкина подгулявших друзей. — Наконец-то оне изволили вспомнить о тлеющем домашнем очаге. Какая радость, какое счастье! Вам душ, кофе, чего-нибудь горяченького или горячительного? На стол или, может, в постель?

— Не кривляйся, любовь моя, тебе не идет, — Малкин неуклюже чмокнул жену в щеку. — Упреки я выслушаю потом, а сейчас принимай дорогого гостя. Узнаешь?

— Нет. Наверное, кто-то отбившийся от дома вроде тебя.

— Ага-а! Значит, узнаешь. Тогда приготовь душ, кофе и чего-нибудь горяченького. И поздоровайся с гостем.

— Здрасте, Иван Леонтьевич! — женщина слегка присела в шутливо-почтительном поклоне и подставила Кабаеву щеку для поцелуя. — Вот сюда, — показала она розовым пальчиком, — а ту щеку теперь с год мыть не буду, как-никак муж поцеловал. Так ты в душ? — повернулась она к мужу. — Еще не забыл, где находится? Ну иди, иди, как-нибудь сам управишься. Кофе я приготовлю, а вот горяченького — не обессудь. Посмотри на часы. Сколько? То-то и оно.

— Ладно, иди спи. Обойдусь без сопливых. Появишься дома раз в неделю — и то не как у людей. Кыш! — Малкин взял супругу за плечи, развернул ее на сто восемьдесят градусов и легонько подтолкнул в спальню. — Отдыхай, отдыхай, Надюш. Мы еще посидим, погутарим.

Незлобиво-ворчливая перебранка между супругами вызвала у Кабаева теплую волну воспоминаний. Захотелось домашнего уюта, — которого так не хватало ему в длительных служебных командировках. Несколько лет назад, уезжая из Краснодара, думал, что пришел конец мытарствам, что теперь уж напрочь осядет в Армавире, наладит быт, заживет по-людски. Краевое начальство размышляло иначе. Почти ежегодно, в преддверии особого курортного периода, его отправляли в Сочи для участия в подготовке и проведении мероприятий, обеспечивающих безопасность вождей, их соратников, родни и многочисленной челяди. Иногда на месяц-другой ему удавалось привезти в Сочи свою семью, но в гостях — не дома, как бы хорошо там ни было. Сегодня, или, вернее, уже вчера, после откровенной беседы с Малкиным он впервые понял, насколько реальной стала угроза потери даже того относительного уюта, который был предоставлен ему прижимистой судьбой.