Корни - страница 3

стр.

— Нет.

— Полтора месяца назад. Я думал, ты слышал.

— Я не слышал. Как он погиб?

— Разбился на спортивном Яке. Когда летал в свою нору. У него была нора — дом, несколько гектаров леса, даже аэродром. Только я не знал где. Он это всегда скрывал, от всех.

— Да, верно. А что случилось с самолетом? — Суров посмотрел на дверь, за которой скрылась Диана. Что-то долго она возится.

— Зацепил шасси за дерево при посадке. Он ночью садился. Наверное, не заметил. Странно. Наверняка тысячу раз это проделывал. Он обожал летать.

— Ты специально приехал, чтобы это сообщить? — Суров сцепил перед собой пальцы. Липкий пот покрывал виски и шею; он чувствовал нараставшую тревогу, но никак не мог понять, в чем дело.

Вошла Диана, в том же халате, босиком, и поставила перед ними поднос. Вопросительно посмотрела.

— Ты можешь идти, дорогая.

Деснос снова ухмыльнулся. Он молча покачивал бокал в руке, разглядывая напиток. Выражение его лица не понравилось Сурову. Что-то скрывалось за этим молчанием.

— Ты откуда узнал про Лангелаву?

— Звонил иногда ему в офис, — медленно, словно нехотя, сказал грек. Без нужды, так просто.

Суров понимающе хмыкнул.

— Нет, — Деснос покачал головой. — Лангелава ничего не давал мне. Да я бы от него и не взял… — Он снова помедлил. — Мне его секретарша сказала.

— Понятно. Значит, разбился, — Суров поставил бокал на поднос. — Что ж, это случается иногда. Жаль.

Деснос исподлобья взглянул на него:

— Это не все. Ромин пропал.

Суров насторожился:

— То есть?..

— Пропал вот. Три месяца ни слуху ни духу. А уж с Роминым мы виделись часто.

— Его семья?

— Что семья? Я же говорю — три месяца никто ничего. Уехал однажды, и все.

— Не нашли?

— Нашли, — сказал Деснос с какой-то странной, не своей интонацией. На той неделе. Машину сперва обнаружили. Стояла на берегу озера, брошенная.

— В горах?

— Да нет. В сотне километров отсюда. Небольшое такое озерцо, глухое. Машина открыта, ничего не взято, владельца не видно. Стали искать… Словом, выудили его из воды.

Деснос замолчал, наблюдая произведенный эффект.

— Как ты думаешь, отчего он умер? — спросил грек, не углядев ничего особенного.

— Думаю, не от инфаркта.

— Да уж. Тело нашли метрах в десяти от берега. Запутался в какой-то дряни на дне, какие-то подводные корни, трава, не помню. Наверно, вздумалось ему нырять.

— Так, — сказал Суров. — Две смерти. И ты, наверно, полагаешь, что это не случайно?

— Да, — проговорил Деснос, — полагаю. Я в такие случайности не верю. В деле нас было шестеро. За короткий срок погибли двое, и обстоятельства не ясны. Это не может быть совпадением.

— Ну, допустим, с Роминым действительно не ясно… не все ясно, негромко сказал Суров. — Но Лангелава? Здесь как будто понятно.

— Что тебе понятно? Он же не новичок. Тебе ли не знать — Лангелава был самым осторожным из всех.

— Хорошо. Предположим, его кто-то убрал. Я говорю — предположим. По твоей логике это человек, который в курсе наших дел. Но ведь из нас никто не знал, где это его… горное гнездо.

Деснос опустил глаза:

— Никто… И так, и не так.

— Что это значит?

— Делевский. Он бывал там. Ты же помнишь — Лангелава был с ним не разлей вода.

Суров выпрямился в своем кресле.

— Делевский мертв уже пять лет.

— Знаю, — грек прищурил глаза, и в его взгляде Сурову почудилось что-то змеиное. — Уж это я знаю.

— Вот что, — Суров помрачнел. — С Роминым мы как-то встречались три года назад случайно. Лангелава… его я не видел с тех пор. Печально, что ребят больше нет, но не скажу, чтобы меня это слишком взволновало. Или ты думал, я стану рвать на себе волосы?

Воцарилось молчание.

— Одно из двух, — подумав, сказал Деснос. — Одно из двух: или ты сам приложил к этому руку, или ты просто дурак. В любом случае мне тут делать больше нечего.

Он поднялся, направляясь к выходу. Суров смотрел ему в спину. Неизвестно отчего вдруг вспомнился нынешний сон. Ощущение стылой тоски и страха на миг стало столь острым, что перехватило дыхание. Суров сглотнул, не понимая, что с ним.

— Подожди, — голос сделался хриплым.

Деснос обернулся.

— Что? — В глазах грека изобразилось удивление.

— Почему ты вспомнил Делевского?