Корни огня - страница 5

В пятьдесят третьем году до нашей эры великий Цезарь по варварскому бездорожью вел победоносные легионы туда, где ныне расположен город Санс. Желая дать отдых армии, целый день доблестно продиравшейся размытыми тропами по болотистым чащобам и буеракам, он ткнул на открывшийся его взору островок посреди реки и недовольно буркнул: «Ночевать будем здесь».

Мнение островного местного населения, как это было в обычае у римских когорт, в расчет не принималось. Да и было бы о чем говорить – округа настолько пропахла болотными миазмами, что получила звонкое латинское наименование Лютеция – то есть Вонючая. Чтобы впредь отличать эту стоянку от других, не менее благоуханных мест, властный потомок Венеры[3] повелел именовать ее Лютецией Паризиев. Именно так называлось возмущенное приходом чужаков галльское племя, обитавшее по окрестным неудобьям.

Стоило Цезарю уйти, галлы восстали – возможно, недовольные платой за постой – и тут же были наголову разбиты римским легатом по имени Лабиен как раз в том самом месте, где много веков спустя расположились Марсово Поле и знаменитая военная школа.

Сейчас еще одно достопримечательное место – долина Гренель, еще не ставшая частью Парижа, являла взору огромный военный лагерь. Из всех франкских земель в ожидании приезда нового кесаря сюда примчались сотни владетелей крупных поместий, и с каждым часом количество их неуклонно возрастало.

Лишь присяга личной верности скрепляла боевой союз между обладателем священного венца и потомками гордых племенных вождей, некогда воевавших против цезарей. Сегодня они были готовы признать юного кесаря своим предводителем.

Лагерь шумел, галдел и напоминал огромный базар, коим отчасти и являлся. Ежечасно здесь вспыхивали ссоры. Быстрые на расправу бароны хватались за мечи, угрожая друг другу членовредительством. Впрочем, чаще всего до кровопролития дело не доходило, а ограничивалось распитием молодого вина из чаш размером с боевой шлем.

Лишь в одной части лагеря горластые вояки старались шуметь поменьше. Здесь дожидалось аудиенции посольство римского папы Стефана II.

Святые отцы были крайне недовольны и близостью полупьяной вооруженной толпы, и полевыми условиями, в которых им пришлось ютиться. Но делать было нечего. В эти часы столица готовилась принять молодого кесаря, и никому не было позволено войти в нее прежде ниспосланного небесами повелителя!

Сам же Дагоберт III неспешно ехал в сторону пребывающих в нетерпении города и народа, расспрашивая везомого на конных носилках гонца его святейшества.

– Это ужасные люди, – рассказывал вестник. – Они мчатся на своих лохматых конях, как ураган. В бою они не берут пленных, не соглашаются на выкуп и мечтают лишь об одном – убивать, убивать, убивать.

Они уводят к своему главному жертвеннику тысячи захваченных мужчин, чтобы скормить их демону тартарской бездны, дающему им силу. Они сжигают своих воинов, павших с оружием в руках, на погребальных кострах, говоря, что те возродятся драконами и когда-то явятся на свет, чтобы окончательно истребить людское племя. Чем больше людей убьет воин в своей земной жизни, тем выше поднимется в следующей. Тех же, кто умирает от старости или болезни, попросту выкидывают на корм воронью.

– Откуда тебе известно все это? – коротко поинтересовался Дагоберт.

– Тысячи людей бегут в италийские земли из стран, захваченных абарами. Они настолько свирепы, что зарывают в землю новорожденных девочек своего народа. Они захватывают женщин в набегах и держат их, как овец в загонах. У них нет семей. Они признают лишь великого отца, приходящего к ним в пламени, и воздают хвалу ему, обагряя мечи кровью побежденных.

– Чего же ждет от меня его святейшество?

– Помощи, как он вправе ожидать от христианнейшего властителя. – Гонец замялся, чего-то недоговаривая. – В Риме шепчутся по-всякому… Не все желают вам добра… Его святейшество направил высокое посольство, оно ждет вас у стен Парижа, – ушел от прямого ответа посланец.

– Мальчик мой. – Гизелла, неотлучно сопровождающая сына, схватила его за руку. – Мальчик мой, остановись! Не езди туда – они хотят убить тебя!