Корни тамариска - страница 7
— Камарад Алешка! Камарад Алешка!
Это переводчик Кан. Только он мог звать меня на таком франко-русском языке.
Вскакиваю, километрах в двух — частые вспышки по пунктиру: шариковые бомбы. Два километра, несколько секунд лета. Бегу в ближайший блиндаж, влезаю, включаю электрический фонарик. Две девушки спят на нарах, прижавшись друг к другу. Они жмурятся от внезапного света фонарика, поворачиваются на другой бок и снова засыпают.
За шиворот заползают крупные, твердые, кусачие муравьи, хочется сорвать с себя одежду. В это время команда:
— Вперед, быстрее, быстрее!
Оказывается, сопровождающие выяснили, что в деревне есть более надежное убежище, и решили перевести нас туда. Выскакиваем на воздух, перебегаем поле, прыгаем в глубокую траншею.
Командный пункт региональных войск[2]: два стола, три лавки, люди в военном и гражданские.
Команда:
— В убежище!
Кидаюсь в узкий проход, ведущий в блиндаж. Лезу, согнувшись вдвое, и громкие хлопушки шариковых бомб подгоняют меня.
Два метра земли над головой. Мигает коптилка. На циновках лежат люди. Они освобождают немного места. Снимаем обувь, ложимся. Человек у телефона, завернутый в кусок зеленого, в пятнах парашютного шелка, что-то кричит:
— Вы меня слышите? Американцы ведут беспорядочную бомбежку. Беспорядочную, говорю.
Жарко. В воздухе плавает табачный дым. Вьетнамцы обмахиваются веерами. Немного ветерка, еще немного ветерка. Пот уже не капает крупными каплями, а течет ручейками, каждый глоток чая из фляжки выступает влагой на коже.
Рев самолетов. Ближе, ближе! Серия взрывов. Вторая.
— Бом-би! — комментирует сидящий в углу вьетнамец. Вот как во вьетнамскую жизнь проникло французское слово «бомб а бий» — шариковая бомба.
Тяжелый взрыв. Кажется, что рушится потолок. Только кажется. А на самом деле сыплется струйкой песок. На наше убежище упала всего лишь шариковая бомба и взорвалась, оставив лунку сантиметров тридцать диаметром. Утром мне ее покажут.
Кто-то потянулся к лампе прикурить и погасил слабое пламя. Вспыхивают электрические фонарики. Снова зажигают коптилку.
Где-то рядом взрывы, отблеск пожара. Сквозь грохот пробивается тоненький детский голосок. Сидящая рядом женщина вскочила, ударилась головой о балку, бросилась к выходу с возгласом:
— Тхань! Тха-ань!..
Следом за ней двое мужчин. Через минуту они вносят девчушку, маленькую, худенькую. Она бежала к матери. Шариковая бомба разорвалась в воздухе. Изранены руки, грудь. Девочку перевязывают. Она стонет.
Рев самолетов на время удаляется. Вылезаю из блиндажа. На востоке небо расцвечивается взрывами зенитных снарядов.
В некотором отдалении пикирует самолет. Маленькими пучками пламени вспыхивают разрывы шариковых бомб в одну линию. Летчик открыл одну трубу с «ананасами». Невольно вспомнил: а в Ханое швыряли целый контейнер шариковых бомб другого типа, похожих на апельсины.
Рев раненого буйвола. Он бросается вскачь по полю, попадает в траншею и не может из нее выбраться, бьется и жутко ревет. Кто-то бежит туда. Выстрел из пистолета. Завтра мы будем есть жесткую жареную буйволятину.
В блиндаже невысокий человек, как потом выяснилось — заместитель секретаря парторганизации общины Чан Хыу Кхе, проводит оперативное совещание, Лыонг переводит:
— Товарищи! По поступившим данным, в деревнях убитых нет. Несколько раненых. Перевязки сделаны. Ополченцы на своих местах.
В блиндаж врывается мальчик лет четырнадцати с вымазанным сажей лицом:
— В нашей деревне пожар! У соседей тоже.
Сейчас собран рис, во дворах скирды соломы. Пламя может перекинуться с одного дома на другой. Ответственный за пожарную команду уходит вместе с несколькими мужчинами. Возвращается часа через два.
— Пожары потушили. Молодежь и ополченцы. В последний момент с самолетов по людям у горящих домов стали стрелять реактивными снарядами. Несколько раненых.
Тянется ночь. Мерцает коптилка. Приходят и уходят люди. Запекшиеся губы раненой девочки скривились от боли. Мать с окаменевшим лицом обмахивает ее веером. Четверть часа сна — и снова просыпаемся. Брезжит рассвет.
Пока мы коротаем день на лавках и циновках под навесом, нам рассказывают о жизни общины (это что-то вроде нашей волости).